ТАЛМУДИЗМ И КАБАЛИСТИКА

В Средние века возрождается еврейское влияние в Западной Европе и на исламском Ближнем Востоке, но не в православной Восточной Европе. Возможно, самым влиятельным евреем на исламском Ближнем Востоке (он работал врачом и философом в Марокко и Египте) был Моисей Маймонид (1135-1204). Как пишет Майкл Хоффман, Маймонид, «верховный арбитр раввинского права в ашкеназском мире», «посвятил двенадцать лет извлечению всех решений и законов из Вавилонского Талмуда и их систематизации в четырнадцати томах. Работа была завершена в 1180 году под названием «Мишне Тора».

В «Мишне Тора» Моисей Маймонид учит в главе 10 «Аводат Кохавим»: «Не проявляй милосердия к нееврею».

Он приводил следующий пример: «Если мы видим, что нееврея уносит или топит в реке, мы не должны ему помогать. Если мы видим, что его жизнь в опасности, мы не должны его спасать».

«Маймонид также учил, что христиане должны быть убиты при соответствующих обстоятельствах. Под «надлежащими обстоятельствами» подразумевается ситуационная этика рабби Маймонида: когда талмудисты имеют сильное превосходство над гоями [неевреями], тогда поклонников Иисуса можно казнить.

«На этом основано постановление рабби Маймонида о том, когда еврейские врачи могут отказываться лечить пациентов-неевреев: когда евреи настолько сильны в нации, что отказ от лечения не повлечет за собой последствий и репрессий со стороны гоев, которые были бы слишком трусливы, чтобы принять ответные меры в нации, где господство евреев было почти полным». Поучительно заметить, что Маймонид в Мишне Тора, Сефер ха-Мада, Аода Зара 10: 1-2, постановил, что гоев, не воюющих в данный момент с Израилем, не следует ни активно убивать, ни спасать от смерти: «Запрещено как спасать их от смерти, так и убивать»…

«[Он] создал оправдание для белых рабовладельцев и работорговцев (как иудейских, так и христианских) для пожизненного порабощения чернокожих людей и обращения с ними как со скотом (животными). Маймонид оказал эту услугу работорговле в своем фундаментальном тексте «Путеводитель недоумевающих», который прославлен во всем западном мире (его изображение висит на почетном месте в залах Конгресса, а многочисленные здания в Соединенных Штатах названы в его честь). В «Путеводителе недоумевающих» этот «прославленный» раввин учил, что чернокожие люди — это «неразумные животные», которые находятся на полпути между обезьяной и человеком…»

Почему же Конгресс почтил его память? Возможно, за то, что он предвосхитил некоторые аспекты мысли Просвещения. Так, он приписывал причину человеческих бед непросвещенному невежеству: «Как слепой, не имея никого, кто бы указал ему путь, бьется и ранит себя и бесконечно ранит других из-за отсутствия зрения, так и недоброжелатели между людьми, каждый из которых в своем невежестве причиняет себе и другим вред, отягощающий отдельные человеческие существа. Если бы человек мог овладеть наукой, которая является для человека тем же, чем зрение является для глаз, ему не позволили бы причинять вред себе и другим, потому что признание истины заставит прекратить вражду и ненависть и остановит людей от причинения вреда друг другу, как сказал пророк: «Волк будет жить с ягненком, барс будет спать с козленком; корова и медведь будут ходить на пастбище вместе».

*

Евреи Запада, «ашкенази», начали приобретать влияние во время правления Карла Великого, который защищал их и предоставил им свободу в империи, к ужасу епископов. После упадка империи Каролингов еврейские купцы сделали Руан, столицу Нормандии, своей столицей на Западе (за исключением Испании, которая называлась «Сефарад», буквально «Восток», поскольку была владением евреев-сефардов), а также прочно обосновались в Майнце и других рейнских городах. После нормандского завоевания Англии евреи проникли и туда, и нормандские короли Англии стали полагаться на них в финансовом отношении…

Возможно, самым знаменитым финансистом и ростовщиком своего времени был Аарон из Линкольна (ум. ок. 1186 г.), «который не скрывал ни своего процветания, ни гордости за материальный успех, которого он добился». Финансовый гигант и магнат недвижимости, он, очевидно, хвастался своей обширной финансовой поддержкой большого монастыря Сент-Олбанс, расположенного к северу от Лондона. После смерти он стал, возможно, самым богатым человеком в Англии, а его инвестиции и владения были настолько обширны, что пришлось создать специальное отделение Казначейства, Scaccarium Aaronis, чтобы разобраться с его имуществом. Эта задача заняла почти пять лет…»

На запад евреев толкнули два бедствия, которые они пережили на Востоке: уничтожение еврейского Хазарского царства русскими при великом князе Святославе в десятом веке, за которым последовало запрещение их въезда на Русь великим князем Владимиром Мономахом в двенадцатом веке, и изгнание их из Месопотамии мусульманами в 1040 году. На протяжении многих поколений Месопотамия была их родиной, местом пребывания правительства в изгнании и местом, где Вавилонский Талмуд обрел свою законченную форму. Но на Западе, не менее чем на Востоке, евреи были «чуждым, явно несъедобным элементом в обществе»; они «всегда и везде были в обществе и в государстве, но никогда не принадлежали ни к одному, ни к другому».

Причины такого отчуждения евреев в ходе истории в основном сводились к двум диаметрально противоположным видам. По мнению христиан и тех, кого евреи называют «антисемитами», евреи были чужими, потому что хотели быть чужими, потому что их закон, Талмуд, который имеет лишь самое натянутое и косвенное отношение к Божьему откровению в Ветхом Завете, предписывал им быть чужими и враждебными ко всем неевреям. Диетические законы и табу Талмуда сильно затрудняли их интеграцию в языческое общество, которое они эксплуатировали, занимаясь ростовщичеством, и против политических властей которого они часто восставали. Другими словами, христианский антисемитизм был следствием еврейского антигентизма.

Согласно еврейской и просемитской точке зрения, именно христиане навязали евреям это отчуждение, заставив их жить в гетто, заниматься ростовщичеством как профессией (что им, в отличие от христиан, было разрешено) и восставать из соображений самозащиты.

Более теологическое объяснение отчуждения дал Бернар Клервоский (писавший против погромов): «Евреи для нас — живые слова Писания, ибо они напоминают нам о том, что претерпел наш Господь. Они рассеяны по всему миру, чтобы, искупив свое преступление, быть повсюду живыми свидетелями нашего искупления… Под властью христианских князей они терпят тяжелый плен, но «они только ждут времени своего освобождения». Наконец, апостол говорит нам, что, когда придет время, весь Израиль спасется…»

На самом деле, как пишет Л.А. Тихоморов, «евреи были хорошо организованы во всех странах, и еврейские организации во всех странах находились в постоянном контакте друг с другом, предупреждая об опасностях, готовя убежища на случай преследований и помогая друг другу на международном уровне в отношении торговли и промышленности. Это придавало еврейству исключительную силу. Куда бы ни направлялся еврей с целью заниматься торговлей и промышленностью, он находил готовую поддержку. Но господство, которое вытекало из этого в торговле и промышленности, ложилось тяжелым бременем на нееврейское население. Правители стран — короли, герцоги, князья-землевладельцы — очень ценили евреев за их умение добывать для них деньги и придумывать всевозможные финансовые операции. Даже во времена всеобщих гонений на евреев люди с собственностью и даже городские магистраты стремились «иметь своего еврея», вследствие чего гонения теряли систематический характер. Но для населения их финансовые таланты были очень обременительны, а недовольство и ненависть к евреям продолжали расти. Это чувствовалось повсеместно. Например, в Португалии, где царила самая твердая и исключительная доброжелательность к евреям, народные массы их ненавидели. Кроме того, презрение евреев к христианству не могло не раздражать христиан. Это презрение евреи нисколько не пытались скрыть. Наиболее широко мыслящие евреи, такие как Иуда Халеви [1075-1140], который, конечно, имел самое поверхностное представление о христианстве, да и об исламе тоже, ставили и одно, и другое на один уровень с язычеством. Иуда Халеви говорил, что хотя христианство и ислам «в их первоначальном виде» были институтами для очищения и облагораживания неевреев (их подготовки к иудаизму), тем не менее они превратились в язычество: христиане поклонялись кресту, а мусульмане — камню Каабы. Евреи высказывали свою критику везде, где только могли. Подрыв христианства стал частью их миссии. А тем временем они заняли самое видное место в таких темных науках, как алхимия, астрология и всевозможная теургия. Их мистицизм и каббалистические теории оказали огромное влияние на христианское общество. Все виды магии и колдовства, к которым жадно тянулось суеверное Средневековье, были тесно связаны с еврейскими элементами. Примером того, до какой степени могло дойти еврейское влияние, может служить юг Франции, который называли Французской Иудеей. Евреи демонстрировали постоянные тесные связи со всеми врагами христианства, с арабами, с еретиками самых отвратительных сект, таких как манихейство. Мишле, оценивая альбигойцев [катаров, или манихеев, Южной Франции], говорит: «Южное дворянство было переполнено детьми евреев и сарацин [Histoire de France (История Франции), vol. II, p. 159]». По мнению Мишле, они были более развитыми людьми, чем северное дворянство. Однако именно здесь развилось страшное противостояние религии и упадок морали. Знатные женщины были такими же развратницами, как их мужья и отцы, а поэзия трубадуров была полностью заполнена хулой на Бога и историями любовников. «Эта французская Иудея, как называли Лангедок, напоминала восточную Иудею не только своими оливковыми рощами и ароматами: у нее были свои Содом и Гоморра… Местные ученые открыто преподавали философию Аристотеля, а арабы и евреи втайне учили пантеизму Аверроэса и тонкостям Кабалы». [Michelet, op. cit., pp. 393-404].

«Еврейский историк Г. Гретц подтверждает суть этой характеристики. Альбигойцы, — говорит он, — особенно энергично протестовали против папства, и их оппозиция отчасти объяснялась их связями с образованными евреями и знанием еврейских сочинений. Среди альбигойцев существовала секта, которая прямо говорила, что иудейский закон лучше христианского. Те князья, которые защищали альбигойцев, защищали и евреев».

«Мы видим, какое деморализующее влияние на общество оказывали те же альбигойцы. Мы привыкли говорить только о гонениях на альбигойцев. Но мы должны помнить и о том, что происходило в тех слоях населения, которые обозначены общим названием «альбигойцы». Они были переполнены людьми, лишенными социальной сдержанности. «Герои великих магистралей, — пишет Мишле, — вместе с крестьянами… одевали своих жен в священные одеяния, избивали священников и в насмешку заставляли их петь мессу. Одно из их развлечений состояло в том, что они уродовали изображения Спасителя, отрезая ему руки и ноги». Эти смутьяны были дороги князьям-землевладельцам именно за свое безбожие. Неверующие, как наши современники, и дикие, как варвары, они тяжким бременем лежали на стране, воруя, шантажируя и убивая всех, кто попадался под руку, ведя ужасную войну»…

«С девятого века во Франции стали пропадать дети, и молва стала обвинять евреев в их краже. Сначала говорили, что их продают в рабство, потом появились слухи, что евреи их убивают. В двенадцатом веке евреев обвинили в распятии христиан. Судя по всему, в то время речь не шла об использовании евреями христианской крови в ритуальных целях. Это обвинение появилось только в тринадцатом веке. Постоянная дружба евреев с сарацинами вызывала подозрения и ненависть, которые были тем сильнее, чем острее становилась борьба с исламом».

«Поэтому эпоха крестовых походов вызвала бурные погромы евреев. Еще до самих крестовых походов, в 1014 году, во Франции убийства евреев по подобным причинам происходили повсеместно. Орлеанские евреи отправили посла к султану Хакиму в Иерусалим, посоветовав ему разрушить церковь Гроба Господня. Хаким (Фатимид) действительно разрушил церковь. Но за это евреи были убиты по всей Франции, а их посол, вернувшись из Иерусалима, был сожжен в Орлеане.

«Первый крестовый поход начался в 1096 году, и если правильные крестоносные армии не трогали евреев, то пестрые толпы людей, привлеченных к освобождению Гроба Господня, избивали евреев по дороге и заставляли их креститься против их воли. Против этого звучали голоса римских пап, но они оставались бессильными перед возбужденными массами. Погромы стали обычным явлением. Даже в Англии, где до этого евреев никто не трогал, в 1189 году произошел первый погром, а сто лет спустя, в 1290 году, короли решили полностью изгнать их из Англии. Таким образом, евреи не имели доступа в Англию в течение 350 лет вплоть до Кромвеля, который снова разрешил им жить в стране. На континенте разразился страшный погром в Фульде, где по случаю убийства нескольких христианских детей толпа сожгла несколько десятков евреев, хотя так и осталось невыясненным, кто именно убил детей. В XIV веке Европу начала опустошать так называемая «черная смерть» (чума), и общее мнение народов обвинило евреев в отравлении воды и запасов, предназначенных для использования христианами.

1348 год стал роковым для евреев. В 1453 году евреи подверглись всеобщему вымиранию в Силезии. Разумеется, преследуемые евреи повсюду искали спасения в новых эмиграциях в таких местах, где их в данный момент не убивали, хотя через некоторое время беженцам, возможно, приходилось искать новое пристанище. В этот период на них сыпались бесчисленные обвинения в совершении ритуальных убийств. Более того, в большинстве процессов — даже, возможно, во всех — находились евреи, которые признавались в совершении преступления и даже описывали подробности того, как они это делали. Но тогдашние процессы проходили с применением пыток, ужасы которых мы даже не можем себе представить. В тот же период было проведено множество процессов над колдунами и ведьмами, которых теми же пытками заставляли делать признания. Если смотреть объективно, то нет возможности сделать точный вывод о том, кем были эти маги и ведьмы, и точно так же, были ли случаи ритуальных убийств среди евреев.

«В интересном сборнике И.О. Кузьмина [Материалы к вопросу об обвинениях евреев в ритуальных убийствах], СПб, 1913] есть длинный список судебных процессов (в основном польских) о ритуальных убийствах. И невозможно даже понять, какая доля правды может быть в показаниях и признаниях, вырванных под пытками, от которых волосы встают дыбом. Д-р Франк [Ритуальные убийства перед судом истины и справедливости, Киев, 1912, с. 50] приводит заключение иезуита Фридриха фон Шпрея, который сказал: «Клянусь, что среди многих женщин, приговоренных к сожжению за мнимое колдовство, которых я сопровождал на костер, не было ни одной, чья вина была бы установлена». Примените подобные пытки к судьям, к духовным отцам, ко мне — и вы признаете всех нас колдунами». То же самое можно сказать и о признаниях ритуальных убийц. Но, с другой стороны, те века, о которых мы говорим, действительно были пиком различных видов колдовства и «черной магии» в сочетании с самыми отвратительными преступлениями. Более того, кровь считалась одним из важнейших материалов, используемых в магии. Говорят, что жертвоприношение ребенка и питье его крови было частью так называемой «черной мессы» [С. Tukholk, Okkul’tizm i magia (Occultism and Magic), St. Petersburg, 1911, p. 92]. Переводчик русского издания книги преподобного Неофита «О тайне крови у евреев» (СПб., 1914) в предисловии приводит примеры убийства детей с целью совершения заклинаний среди людей, принадлежащих по крови и свидетельству о рождении к христианам. Так, в 1440 году был осужден и сожжен маршал Франции Жиль де Лавалле, который пытал и убил множество детей, чтобы найти философский камень. Останки замученных детей были найдены в подвале. Из их крови, мозгов и костей, — говорит переводчик, — готовили какую-то магическую жидкость».

«Поскольку среди евреев различные виды колдовства и магии были развиты так же хорошо, как и среди христианских народов, и в этом отношении евреи были даже скорее учителями остальных со времен вавилонского плена, то можно, конечно, представить, что некоторые из них были способны на такие злодеяния. Но обвинители в народе распространили эту клевету на все еврейство.

«На этих основаниях, кроме пыток и судебных сожжений, против евреев во всех странах толпами возбуждались погромы. Точно так же страшные гонения были подняты против евреев во время так называемой «черной смерти», опустошавшей Европу. Люди кричали, что евреи готовят губительные снадобья из ядовитых растений, человеческой крови, мочи и т. д., а колдуны отравляют людей этой смесью. Возбужденные толпы разрушали дома евреев, грабили их имущество и убивали их. Разумеется, легко представить, что были люди, которые специально возбуждали народ против несчастных евреев, чтобы нажиться на их наследстве. Это была, пожалуй, самая трудная эпоха в жизни еврейского народа».

Большинство цивилизованных людей с европейским образованием отвергают так называемую «кровавую клевету» как свидетельство самого крайнего антисемитизма. Но изучение Талмуда показывает, что в самой священной книге евреев есть множество доказательств самого убийственного антигентизма…

*

Талмудический иудаизм не является догматической религией. Акцент делается на делах, а не на вере. Как отмечает Тихомиров, «христианство говорит: ты должен верить в такую-то и такую-то истину и на основании этого должен делать то-то и то-то. Новый иудаизм говорит: вы можете верить как угодно, но делать вы должны так-то и так-то. Но это точка зрения, которая уничтожает человека как моральную личность…»

Как пишет Пол Джонсон, «они никогда не принимали, например, идею первородного греха. Из всех древних народов евреи, пожалуй, меньше всего интересовались смертью…

«Знаменательно, что в то время как христиане начали создавать вероучительные формулировки очень рано в истории Церкви, самый ранний иудейский символ веры, содержащий десять пунктов, был сформулирован Саадией Гаоном (882-942)… Если отбросить яростную оппозицию основным догматам христианства, то иудаизм — это не столько доктрина, которая считается сама собой разумеющейся, сколько поведение; кодекс имеет большее значение, чем вероучение».

Некоторые считают этот адогматизм преимуществом. Но это означало, что религия была уязвима для проникновения рационализма, с одной стороны, и магии, с другой…

Еврейский рационализм коренится в Талмуде, а магия — в Кабале.

«Византийские императоры, — пишет Олег Платонов, — были безусловными противниками Талмуда, запрещая его на своей территории. В этой политике русские государи следовали за византийскими императорами. Вплоть до конца XVII века ввоз Талмуда в Россию был запрещен под страхом смерти.»

«Традиция недопущения Талмуда на территорию христианских государств была нарушена после отпадения западной церкви от православия и усиления папизма. Корыстные римские папы и кардиналы ради выгоды часто вступали в соглашения с иудеями и сквозь пальцы смотрели на широкое распространение Талмуда в Европе. Тем не менее, среди римских пап нашлись те, кто пытался бороться с этой «книгой, достойной проклятия», от чтения которой «проистекает всякое зло».

«Папы Григорий IX в 1230 году и Иннокентий IV в 1244 году приказали сжечь все талмудические книги. В Англии в 1272 году во время изгнания евреев в их домах проводились обыски на предмет обнаружения копий Талмуда, которые передавались для сожжения…»

*

Что касается Кабалы, то, как пишет Неста Вебстер, она «представляет собой двойной аспект — теоретический и практический; первый связан с теософскими спекуляциями, второй — с магическими практиками». Здесь невозможно дать представление о кабалистической теософии с ее необычайными фантазиями о сефиротах, атрибутах и функциях добрых и злых ангелов, диссертациями о природе демонов и мельчайшими подробностями о появлении Бога под именем Древнего из Древних, от головы которого получают свет 400 000 миров. Длина Его лица от макушки головы составляет триста семьдесят раз по десять тысяч миров. Оно называется «Длинное лицо», ибо таково имя Древнего из Древних». Описание одних только волос и бороды, принадлежащих этому гигантскому лику, занимает большое место в зогарическом трактате «Идра Раба».

«Согласно Кабале, каждая буква в Писании содержит тайну, которую могут разгадать только посвященные. С помощью этой системы толкования отрывки Ветхого Завета показываются как несущие смысл, совершенно непонятный обычному читателю. Так, Зоар объясняет, что Ной был искалечен на всю жизнь укусом льва, когда находился в ковчеге, приключения Ионы в ките описываются с необычайным богатством воображения, а прекрасная история Елисея и Шунамитянки пародируется самым гротескным образом.»

«В практической Кабале этот метод «расшифровки» сводится к теургической или магической системе, в которой исцеление болезней играет важную роль и осуществляется с помощью мистического расположения цифр и букв, произнесения Невыразимого Имени, использования амулетов и талисманов или соединений, которые, как предполагается, содержат определенные оккультные свойства.»

«Все эти идеи происходят от очень древних культов; даже искусство творить чудеса с помощью Божественного Имени, которое после усвоения Кабалы евреями стало особой практикой еврейских чудотворцев, по-видимому, возникло в Халдее…»

Как это язычество могло войти в строго антиязыческую религию иудаизма? Просемитский автор Пол Джонсон пишет: «Мудрецы были одновременно очарованы и отвращены этим вопиющим суеверием. Антропоморфизм телесных измерений Бога противоречил основному иудейскому учению о том, что Бог несотворен и непознаваем. Мудрецы советовали евреям твердо держаться закона и не лезть в опасные тайны… Но потом они сами стали делать именно это; и, будучи элитариями, они склонялись к идее особого знания, передаваемого избранным: «История сотворения мира не должна излагаться перед двумя людьми, а глава о колеснице [Иезекииль 1] — даже перед одним, если только он не мудрец и не обладает самостоятельным пониманием вопроса». Это был Талмуд; действительно, Талмуд и другие священные писания содержат много такого подозрительного материала…»

Л.А. Тихомиров пишет, что мистицизм Кабалы «был основан на идее самодостаточности природы, на подмене природы идеей Бога-Творца, Личного Бога, сущность Которого превыше всего созданного Им творения».

«Поэтому Кабала подрывала как Моисееву веру, так и христианскую.»

«В социальных отношениях она также подрывала тот порядок, который был основан на законе, данном Богом, поскольку делала человека независимым распорядителем своих собственных социальных отношений. Эта сторона Кабалы вызывала тревогу и в еврейском обществе, побуждая его порой к силовой борьбе с кабализмом. И действительно, в новейшем его проявлении, хасидизме, каббалистическая идея подрывала авторитет как раввинов, так и самого еврейского общества и противопоставляла ему «цадиков» — власть, которая была, так сказать, независимой в силу мистической связи, предполагаемой ею с Божественным принципом. Поэтому евреи находили в кабалистике родство с христианством, где, как они полагали, «Христос сделал себя Богом». Точно так же в триадах сефирот они видели сходство с христианской идеей сущностной Троицы. Но если кабализм и вызывал тревогу в еврейском мире, с ним все же удалось справиться, так как кабалисты в целом были проникнуты и еврейским национальным патриотизмом, и, по всей вероятности, именно кабалистические влияния послужили основой для той оригинальной формы мессианизма, которая видит в Мессии не особого посланника Бога, а сам еврейский народ, и понимает грядущее царство Мессии как вселенское царство народа Израиля.»

«Однако Кабала оказала более разрушительное влияние на христианское общество.»

«В христианском мире кабалистика также считалась более близкой к христианству, чем талмудизм, так что кабалистам иногда покровительствовали даже римские папы. Но если и были случаи обращения кабалистов в христианство, то в целом кабализм имеет к христианству такое же отношение, как и гностицизм, то есть может породить только еретические учения. Именно так он и действовал в истории, подрывая христианские представления о Боге, Христе, Церкви и, наконец, весь строй христианского общества благодаря своей способности объединяться со всеми и вся. Пережитки гностицизма и ересей шли рука об руку с кабализмом, начиная со Средних веков. Он подрывал те же самые вещи, и в первую очередь Церковь, и порождал те же самые идеалы общественной жизни.»

«Это не значит, что кабалистика, когда бы она ни появилась, выдвигала политические или социальные программы. В нем не было ничего подобного, как не было ничего подобного в оккультизме. Как и оккультизм, кабализм всегда был лишь известным религиозно-философским мировоззрением. Если оно и имело политико-социальные последствия, то только потому, что это мировоззрение подрывало христианско-церковное мировоззрение, а через него и основанный на нем порядок, и те формы дисциплины, которых оно придерживалось.»

«Это интеллектуально-социальное движение, составной частью которого в его религиозно-философском аспекте был кабализм, вместе с оккультизмом и гностицизмом подрывало основы христианского порядка, утвердившегося в средние века. По сути, он был реформистским, эмансипаторским и революционным, поскольку противопоставлял социальной дисциплине старой Европы демократическую идею. Демократическая идея сама по себе, по своей внутренней логике, выдвигалась в противовес иерархической идее, когда идея подчинения воле Бога заменялась идеей автономии человека. Именно поэтому тайные общества и течения, в мировоззрении которых нашла свое место Кабала, сыграли, наряду с гностицизмом и оккультизмом, реформаторскую и революционную роль. Такова, в частности, была роль масонства.»

«Но из этого не следует делать вывод, что кабалистическая идея по своей сути была «освободительной» и демократической. Совсем наоборот. Если кабалистика, как и оккультизм, в любой момент начнет внедрять в устройство общества свои собственные идеи, они породят общество, которое в идиосинкразическом смысле будет аристократическим и очень деспотичным. Отчасти мы видим это в общественном устройстве кабалистического хасидизма, в котором цадики — абсолютные хозяева, которым беспрекословно подчиняется вся их община. И это вполне объяснимо.»

«Согласно идее кабалистики, люди отнюдь не обладают равными правами, они не одинаковы. Над человечеством в целом нет власти выше, чем власть человека, и власть человека восходит даже к небесам. Но люди не все одинаковы, власть не принадлежит всем им, потому что они не одинаково могущественны. Некоторые люди богаты оккультными способностями, сила которых может быть развита упражнениями до бесконечности. Другие же люди слабы в этом отношении или даже не имеют ничего. И эти слабые люди, естественно, должны быть в руках сильных, получать от них указания и находиться под их управлением. Эта власть мистической аристократии несравненно могущественнее власти наследственной аристократии, потому что последняя не соединена с большой личной властью, тогда как мистическая аристократия обладает непобедимой личной властью. Она обладает способностью властвовать над всей природой, над ангельскими силами, над душами людей не потому, что такое владычество дано ей каким-то человеческим законом или «конституцией», а потому, что эти высшие люди несравненно могущественнее других, а слабые не могут им противостоять. Более того, им и не нужно противостоять, потому что высшая природа сможет построить для слабых жизнь гораздо лучше, чем они могут построить сами.»

«На этой основе может возникнуть наследственность. Среди цадиков-хасидов вскоре возникли «династии», в которых власть передавалась по наследству.»

«И поэтому сама по себе кабалистическая идея отнюдь не ведет к демократии…»

«Как известно, и в масонстве, несмотря на внешний демократизм и выборный характер его институтов, на самом деле тайная власть «высших степеней» исключительно велика. Примечательно, что человек «высших степеней», оказавшись среди людей низших степеней, не получает никакой внешней власти. Он вроде бы равен всем своим сотоварищам, но обязан направлять их в ту сторону, которая указана ему свыше. Делать это он должен с помощью влияния. Что это за влияние? По всей вероятности, как говорят, он должен обладать способностями гипнотизера и магнетизера. Считается также, что прием в высшие степени масонства происходит в зависимости от того, насколько эти «оккультные» способности раскрыты и проявлены в человеке.»

«Касаясь кабалистики, мы должны еще отметить возможность ее национальной роли. С древнейших времен в еврействе существовало убеждение, что «богоизбранность» Израиля определяется особыми «пророческими способностями» потомков Авраама. Можно представить, что особые способности, необходимые для кабалистики, в высшей степени присущи только евреям. Исходя из этой предпосылки, можно понять, почему «еврейская Кабала» стоит отдельно от «европейской», и если бы время для влияния кабалистов когда-нибудь наступило, то оно, вероятно, совпало бы с мировым влиянием еврейства. Можно также предположить, что это связано с преобладанием еврейства в высшем центре масонства, о котором говорят исследователи последнего. Но так мало известно, как о кабалистических организациях, так и о высших организациях масонства, и все представления о них имеют столь мало оснований, что не следует придавать гипотезам такого рода сколько-нибудь серьезного значения…»

В XII и XIII веках в еврействе возник конфликт между рационалистами во главе с Маймонидом, отвергавшими язычество Кабалы, и «мистиками» во главе с Нахманидом, которые его принимали. Маймонид стал для иудаизма тем же, чем испанский арабский философ Аверроэс для ислама и Фома Аквинский для христианства — первым, кто попытался примирить веру своих отцов с научными знаниями, в частности с наукой Аристотеля, которая вновь становилась известной в Испании и Западной Европе. За этот рационалистический проект Маймонид подвергался критике со стороны многих раввинов своего времени. Но в своей оппозиции к Кабале он показал себя верным монотеистическим корням иудаизма — хотя, конечно, отвергая Иисуса Христа, они отвергали и Единого Истинного Бога…

Однако Нахманидес, как пишет Джонсон, «позволил каббалистам выдать себя за консерваторов, прослеживая происхождение своих идей в Библии и Талмуде и отстаивая лучшие и древнейшие еврейские традиции». Новаторами же оказались рационалисты, привнесшие в изучение Торы языческие идеи древних греков. В этом отношении кампанию против трудов Маймонида можно назвать последним писком антигелленистов.

«Сам Нахманид никогда не присоединялся к охоте на ведьм против рационализма — напротив, он выступал против нее, но он позволил каббалистам избежать аналогичных обвинений в ереси, которые на самом деле были бы гораздо более обоснованными. Ведь Кабала не только ввела гностические концепции, которые были совершенно чужды этическому монотеизму Библии, но и была в некотором смысле совершенно другой религией — пантеизмом. И ее космогония — рассказ о том, как творение было задумано словами Бога, и ее теория божественных эманаций приводили к логическому выводу, что все вещи содержат божественный элемент. В 1280-х годах один из ведущих испанских каббалистов, Моисей бен Шем Тов из Гвадалахара, составил свод каббалистических знаний «Сефер-ха-Зохар», известный как «Зоар», который стал самым известным трактатом на эту тему. Большая часть этой работы носит откровенно пантеистический характер: в ней неоднократно утверждается, что Бог «есть все» и все объединено в Нем, «как известно мистикам». Но если Бог есть все, и все в Боге, как может Бог быть единым, конкретным существом, несотворенным и абсолютно отдельным от творения, на чем всегда категорически настаивал ортодоксальный иудаизм? На этот вопрос нет ответа, кроме того, что Зоар-Кабала — это ересь самого пагубного толка…»

«Ересь самого пагубного толка…» И все же в эпоху Возрождения эта ересь проникает в интеллектуальную жизнь Западной Европы, подрывая то, что осталось от ее христианской веры…

Давайте рассмотрим более широкий рационалистический проект, осуществляемый как евреями, так и мусульманами, в который был вовлечен Маймонид. Эта «великая философская дискуссия того времени», как называет ее Эндрю Марр, «столкнула радикальных политических мыслителей с религиозными ортодоксами. Его возглавил перс Авиценна, который пытался примирить веру с рационалистической греческой философией Аристотеля. Начиная с 1020-х годов, он проводил различие между далеким, вечным Творцом, с одной стороны, и сложным повседневным миром причин и следствий, который, по его мнению, можно исследовать и понять на собственных условиях. Он предположил, что Бог просто создал мир, а затем в основном оставил его следовать своему курсу по правилам, которые человечество могло открыть».

Эта философия напоминает деистскую философию Англии XVIII века и «была приглашением для любопытных и решительных людей, но она зависела от пассивной и отдаленной версии Бога, которой не было у мусульманских мыслителей: их Бог [как и христианский Бог] был глубоко и активно занят в мире». Самый известный из этих ортодоксальных мыслителей, аль-Газали, писавший во второй половине XI века, обрушился на Авиценну в книге под великолепным названием «Непоследовательность философов». Но на него в свою очередь напал Аверроэс, который также проводил различие между миром вечности вне времени, в котором существует Бог, и ищущим, пестрым, вонючим миром причин и следствий, объясняемым Аристотелем. Как и Авиценна, он создавал пространство для человеческого разума и воображения — пузырь, в котором просвещение могло процветать внутри вселенной, созданной Богом… Это было приглашение мыслить заново, боевой клич против пассивного подчинения всего воле Бога. Аверроэс воспринял это как личный вызов. Это был горячий спор. Одна из его ключевых работ, направленная против аль-Газали, имеет еще более удачное название: «Бессвязность бессвязности».

«Аверроэс, хотя и получил заказ на радикальные мысли от андалузского халифа, зашел так далеко, что в 1195 году был изгнан из Кордовы, а его труды были сожжены. Но переведенные на латынь и обнаруженные позже христианами при захвате мусульманских крепостей, они оказали огромное влияние на Запад. Историк Джонатан Лайонс говорит, что он дал Европе «глубоко рационалистический подход к философии, который навсегда изменил ландшафт западной мысли». Благодаря этому Аверроэс почти на пять веков опередил Декарта… традиционного кандидата Запада на роль основателя современной философии». В одном ряду с ним стояли не только Авиценна, но и Моисей Маймонид, еврей из Андалусии, который придерживался столь же радикального и вызывающего взгляда на пространство, в котором человек может рассуждать и спорить. Эти люди заслуживают такой же известности, как Вольтер, Юм и Монтескье.

«Поток арабской и андалузской философии в христианский мир был развязан захватом Толедо в 1085 году, в результате которого были обнаружены клады книг и манускриптов из Кордовы и Багдада. Такие ученые, как Дунс Скотус, донесли Аверроэса и, следовательно, Аристотеля до христианской аудитории. В Париже и Неаполе великий христианский мыслитель Фома Аквинский впитал его стиль аргументации и, хотя и не соглашался с некоторыми аспектами Аристотеля, находил в андалузце жизненно важное вдохновение, которое передалось Данте во Флоренции. Эти раннехристианские аристотелисты столкнулись с таким же сопротивлением со стороны пап и епископов, как Аверроэс и Маймонид — со стороны халифов и имамов. Исламские аргументы о природе Бога и возможностях человеческого разума в раскрытии природы были очень близко отражены в ранних европейских университетах, в дебатах между преподавателями и студентами в Париже, Болонье и Риме…»

Отношения между научной причинно-следственной связью, человеческим разумом и волей Бога принято считать очень современной проблемой. Однако здесь мы видим, что она обсуждалась уже средневековыми умами. Интересно, что импульс исходил от исламских мыслителей, которые передали его еретическим мыслителям христианского Запада: христианский Восток не принимал участия в дебатах, довольствуясь трудами святых отцов первого христианского тысячелетия…