КТО БЫЛ НАСЛЕДНИКОМ ЦАРЯ НИКОЛАЯ II? ВЛАДИМИР МОСС.

КТО БЫЛ НАСЛЕДНИКОМ ЦАРЯ НИКОЛАЯ II?

Хотя в 1.45 3/16 марта царь направил телеграмму «императору Михаилу Александровичу» (который получил ее поздно утром того же дня), Михаилу суждено было быть императором, если он действительно был императором, не более одного дня. Но без самодержавного царя Россия неизбежно должна была погрузиться в анархию. Так что плодом февраля должен был стать октябрь…

Февральская революция происходила не только в Петрограде. “В Москве 28 февраля прошли массовые демонстрации под красными флагами. Гарнизон (также состоящий из резервистов) перешел на сторону мятежников 1 марта. В те дни в Московской думе, как и в Петрограде, был сформирован Совет рабочих депутатов и Комитет общественных организаций. Нечто подобное имело место также в Харькове и Нижнем Новгороде. В Твери толпа убила губернатора Н.Г. Бюнтинга, который, когда толпа приблизилась, успел исповедаться [по телефону] епископу…”

В таких условиях Дума и Временное правительство, которые всегда следовали за общественным мнением, а не вели его за собой, не могли быть сторонниками сохранения монархии. Вспомним, что лидеры Думы первоначально хотели сохранить монархию, но без Николая II и с «ответственным министерством». Но в ходе революции, когда Советы дышали им в затылок, думские лидеры, даже монархисты среди них, изменили курс…

«В середине дня [3/16] марта группа министров Временного правительства и лидеров Думы собралась в небольшом салоне Михаила в Петрограде, чтобы обсудить идею его превращения в императора. Гучков и Шульгин только что вернулись из Пскова, и Родзянко пригласил их присоединиться к собранию. Родзянко также попросил их не публиковать новость об отречении Николая от престола. Политики должны были подготовиться к тому, что может стать следующим этапом чрезвычайного положения в Петрограде».

«Среди присутствующих были Родзянко, Гучков, Милюков, Керенский и либеральный промышленник Александр Коновалов, и между ними произошел бурный обмен мнениями. Это было болезненное событие для всех. Гучков настаивал на том, что стране нужен царь; он был доволен тем, что Михаил принял трон от своего брата с обязательством созвать Учредительное собрание. Милюков тоже хотел, чтобы трон перешел к Михаилу, но вступил с Гучковым в короткий, хотя и жаркий спор по поводу Основного закона. Это не сулило Временному правительству ничего хорошего в плане урегулирования политической ситуации в столице. Гучков утверждал, что каждое действие министров может быть оправдано в свете чрезвычайного положения военного времени. Но если Гучков и Милюков были согласны с тем, что Михаил должен стать царем, то Керенский решительно выступал против этой идеи и призывал Михаила отказаться от трона, признавая, что улицы полны тысяч разгневанных рабочих и солдат, выступающих против монархии. Он предупреждал о гражданской войне, если Михаил станет преемником своего брата. Для Керенского это был главный практический момент, а не какой-либо республиканский принцип. Он добавил, что Михаил подвергнет свою жизнь опасности, если подчинится желанию Николая».

Родзянко и Львов поддержали Керенского. Они “горячо пытались доказать невозможность и опасность такого поступка в настоящее время. Они открыто говорили, что в этом случае Михаил Александрович может быть убит, а императорской семье и всем офицерам могут «перерезать горло». Наступил второй исторически важный момент. Что решил бы великий князь, который тогда с юридической точки зрения уже был всероссийским императором?”

Великий князь был прекрасным солдатом и мягким человеком, которого все любили. Но перед войной он бросил вызов царю, женившись в Швейцарии на разведенной графине Наталье Брассовой, за что был сослан на несколько лет. Более того, он сотрудничал с либеральными революционерами во время Февральской революции. Поэтому от него нельзя было ожидать силы характера в защите самодержавия. Он сказал, что хочет поговорить со своей женой по телефону и хотел бы получить время, чтобы посоветоваться со своей совестью. Затем он вернулся.

Эдвард Радзинский описывает эту сцену:

«Вышел Михаил, высокий, бледный, с очень моложавым лицом. Выступали по очереди.

Резкий голос Керенского:

– Приняв престол, вы не спасете Россию. Я знаю настроение масс. Сейчас резкое недовольство всех против монархии. Я не вправе скрывать, каким опасностям подвергаетесь вы лично, взяв власть. Я не ручаюсь за вашу жизнь.

Потом тишина, долгая. И голос Михаила, еле слышный голос:

– При этих условиях я не могу…

Молчание и почти отчетливое всхлипывание.

Михаил плакал. Ему суждено было покончить с монархией. 300 лет – и на нем все кончилось».

По словам Монтефиоре, «министры пытались запугать Михаила, чтобы он отрекся от престола. Он спросил, могут ли они гарантировать его безопасность. Я должен был ответить отрицательно», — сказал Родзянко, но Павел Милюков, министр иностранных дел, утверждал, что этот «хрупкий корабль» — Временное правительство — утонет в «океане национального беспорядка» без монархического плота. Керенский, единственный, кто мог говорить от имени Совета, не согласился, пригрозив хаосом: «Я не могу отвечать за жизнь Вашего Высочества».

«Княгиня Путятина пригласила их всех на обед, усадив между императором и премьер-министром. После дня переговоров Михаил подписал свое отречение от престола: «Я принял твердое решение принять верховную власть только в том случае, если такова будет воля нашего великого народа, выраженная всеобщим голосованием через его представителей в Учредительном собрании». На следующий день он отправил жене Наташе записку: «Ужасно занят и крайне измучен. Расскажу тебе много интересного». Среди этих интересных вещей было то, что он был императором России всего один день — и через 304 года Романовы пали».

Объяснение малодушия Михаила было простым: как пишет о. Сергей Чечаничев, «он был участником заговора». Великий князь Михаил записал в своем дневнике 27 февраля 1917 г.: «В 5 часов Джонсон [его английский секретарь] и я поехали поездом в Петроград. В Мариинском дворце я беседовал с М.В. Родзянко, Некрасовым, Савичем, Дмитриенковым». Он сам подтвердил, что беседовал с врагами Его Величества. Он вел с ними переговоры, отстаивая право своего брата на власть как законного Государя, и вел переговоры с Его Величеством от имени заговорщиков. 1 марта в телеграмме он обратился к Его Величеству: «Забыв все прошлое, умоляю Вас идти по новому пути, указанному народом», то есть по пути заговорщиков.

«Даже если закрыть глаза на всю «фальшивость» документов, называемых «отречениями», то та власть, которую Его Величество якобы передал Великому Князю Михаилу, должна была быть возвращена, в случае отказа Михаила, Его Величеству. Поскольку Михаил не принял власть, он не мог передать ее Временному правительству. У него просто не было на это полномочий.

«… В его так называемом «отречении» черным по белому написано: «Я принял твердое решение принять Верховную власть только в том случае, если такова будет воля нашего великого народа». Но если великий князь не принял верховную власть, какое право он имел передавать ее кому-либо другому?»

Это весомый аргумент. Мы должны сделать вывод, что Михаил Александрович так и не стал царем; как пишет Сервис, его поступок был не отречением, а отказом от престола.

*

Так что последним царем был Николай II, а не Михаил Александрович… Однако действия Михаила были значительны и в другом, немаловажном отношении. Как пишет протоиерей Лев Лебедев, «Михаил Александрович… принял решение [не полностью] так, как того хотели Керенский и другие. Он не отрекся от престола прямо в пользу Временного правительства. В манифесте, который он тут же написал, он предложил, чтобы вопрос о его власти и вообще о форме власти в России решал сам народ, и в этом случае он станет правящим монархом, если «такова будет воля Великого Народа нашего, которому принадлежит, путем всеобщего голосования, через своих представителей в Учредительном Собрании, установить форму правления и новые основные законы Государства Российского». Поэтому, говорится далее в манифесте, «ссылаясь на благословение Божие, умоляю всех граждан Государства Российского подчиниться Временному правительству, возникшему и облеченному всей полнотой власти по инициативе Государственной Думы (то есть самочинно, а не по воле Царя — прот. Лебедев), пока Учредительное собрание, созванное в кратчайший срок на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования, не выразит своим решением о форме правления волю народа. Михаил».

Манифест подвергся справедливой критике во многих отношениях. Но все же это не прямая передача власти «демократам»!»

С Лебедевым согласен историк Михаил Бабкин: Как Михаил Александрович не стал царем, так и он не передавал власть Думе (даже если предположить, что он имел на это право), а сказал, что согласится стать царем, если этого захочет народ. «Речь шла не об отречении великого князя от престола, а о невозможности занятия им царского престола без ясно выраженного согласия на это всего народа России».

Однако, предоставив народу последнее слово в вопросе о том, как им править, царь Михаил фактически ввел демократический принцип, сделав народ окончательным арбитром власти. Царь Николай ясно видел, что произошло, и записал в своем дневнике: «Бог знает, кто подал ему мысль подписать такую гниль».

В отличие от царя Николая, который просто попытался (безуспешно) передать власть от себя к брату, Михаил Александрович подорвал саму основу монархии, действуя так, будто истинным государем является народ. Подобно ветхозаветному царю Саулу, он прислушался к голосу народа (и из страха перед ним), а не к голосу Бога — с роковыми последствиями для себя и для народа. Именно он, вместе с заговорщиками, в конце концов уничтожил самодержавие, хотя и из страха, а не по злому умыслу…

Все это вызывало замешательство и угрызения совести. Так, в письме в Святейший Синод от 24 июля 1917 года мы читаем: «Мы, православные христиане, горячо просим Вас разъяснить нам в газете «Русское слово», что означает… данная нами клятва быть верными Царю Николаю Александровичу. У нас говорят, что если эта присяга ничего не стоит, то и новая присяга новому царю [Временному правительству?] ничего не стоит. Какая присяга должна быть угоднее Богу. Первая или вторая? Ведь царь не умер, а жив и находится в тюрьме…»

Поскольку выбор формы государственного правления Михаил предоставил Учредительному собранию, многие противники революции были готовы принять Временное правительство на том основании, что оно было именно таким — временным. Более того, они могли с некоторым основанием утверждать, что действовали, повинуясь последнему проявлению законной, царской власти в России… Они не должны были знать, что Учредительное собрание будет насильственно распущено большевиками в январе 1918 года. Таким образом, результаты отречения царя от престола для России оказались не такими, как он надеялся и верил. Вместо упорядоченной передачи власти от одного члена царской семьи к другому рухнула вся династия и самодержавный строй. И вместо предотвращения гражданской войны ради победы в мировой войне за отречением последовало поражение в мировой войне и самая кровопролитная гражданская война в истории, за которой последовали величайшие в истории гонения на веру. Отречение Михаила от престола «стало началом», как пишет Буксгевден, «всеобщего хаоса». Все структуры империи были разрушены. Естественным следствием этого стало военное восстание, которое поддержало гражданское население, также недовольное действиями кабинета. И все это, подводя итог, привело к полному краху. Сторонники монархии, которых было немало в тылу и на фронте, оказались предоставлены сами себе, а революционеры воспользовались всеобщим безумием, чтобы взять власть в свои руки.»

*

А как насчет других Романовых? Разве никто из них не мог претендовать на трон после отречения Михаила?

Роберт Масси пишет: «После сестер, племянников и племянниц Николая II ближайшими оставшимися в живых родственниками царя были Владимировичи, в то время состоявшие из четырех его первых кузенов, великих князей Кирилла, Бориса и Андрея и их сестры, великой княгини Елены, детей старшего дяди Николая, великого князя Владимира. В обычное время почти одновременная смерть царя, его сына и брата, как это произошло в 1918 году, автоматически возвела бы на императорский престол старшего из этих двоюродных братьев, Кирилла, которому в 1918 году было сорок два года. Однако в 1918 году не было ни империи, ни трона, и, следовательно, ничего не было автоматическим. Наследование российского престола происходило по салическому закону, то есть корона переходила только к мужчинам, через мужчин, пока не оставалось ни одного подходящего мужчины. Если император умирал и у него не было ни сына, ни брата, престол переходил к старшему мужчине из ближайшей к покойному монарху ветви семьи. В данном случае, по старым законам, это был Кирилл. После Кирилла стояли два его брата, Борис и Андрей, а за ними — единственный оставшийся в живых мужчина из рода Павловичей, их двоюродный брат великий князь Дмитрий, сын младшего дяди Николая II, великого князя Павла. Шесть племянников Николая II, сыновья сестры царя Ксении, были ближе по крови, чем Кирилл, но не имели права на престол, поскольку престол не мог перейти через женщину…»

Однако против кандидатуры Кирилла были весомые возражения. Он женился на лютеранке и своей первой кузине Виктории Мелите, внучке королевы Виктории, которая, к тому же, была замужем за братом царицы Александры, великим герцогом Эрнестом Гессенским, и развелась с ним. Женившись на разведенной и неправославной женщине, которая приходилась ему двоюродной сестрой, он нарушил Основные законы № 183 и 185, а также церковные каноны. Царь выслал его из России, а затем, в 1907 году, лишил его и его потомков права наследовать престол в соответствии с Основным законом 126. Хотя впоследствии царь разрешил ему и его жене вернуться, супруги устроили против него заговор, и 1 марта, еще до отречения, Кирилл снял свою Морскую гвардию с охраны Царицы и ее семьи в Царском Селе и отправился в Думу приветствовать революцию, надев красную кокарду. Он отказался от своих прав на престол и водрузил красный флаг над своим дворцом и автомобилем…

В июле, заметив антимонархические настроения в Петрограде, он переехал в соседнюю Финляндию, и только в 1920 году, когда стало ясно, что надежды на восстановление монархии в ближайшем будущем нет, снова перебрался в Швейцарию.

В конце концов Кирилл эмигрировал во Францию, но поначалу осторожничал, выдвигая свои претензии на престол. «Вдовствующая императрица Мария не хотела верить в то, что ее сын и его семья мертвы, и отказывалась участвовать в панихиде по ним. Провозглашение Кириллом престолонаследия шокировало бы и глубоко оскорбило старую женщину. Кроме того, существовал еще один, не очень желательный претендент: Великий князь Николай Николаевич, бывший главнокомандующий русской армией, происходил из рода Николаевичей, более отдаленной ветви древа Романовых, но среди русских он пользовался гораздо большим уважением и популярностью, чем Кирилл. Николай Николаевич был волевым и самым известным российским солдатом, в то время как Кирилл был морским капитаном, который после того, как под ним затонул один корабль, отказался снова выходить в море. Тем не менее, когда русские эмигранты обратились к великому князю Николаю с предложением занять престол в изгнании, он отказался, объяснив это тем, что не хочет разрушать надежды вдовствующей императрицы. Кроме того, Николай согласился с Марией, что если Николай II, его сын и брат действительно умерли, то русский народ должен быть волен выбрать новым царем любого Романова — или любого русского — по своему усмотрению.

«В 1922 году, за шесть лет до смерти Марии и пока старому солдату Николаю Николаевичу оставалось жить еще семь лет, Кирилл решил больше не ждать. Он провозгласил себя сначала Хранителем Престола, а затем, в 1924 году, Царем Всероссийским — хотя и объявил, что в повседневной жизни к нему по-прежнему следует обращаться по меньшему титулу Великий Князь. Он учредил двор вокруг своей небольшой виллы в деревне Сен-Бриак в Бретани, издавал манифесты и раздавал титулы…»

Его притязания на царское звание признал митрополит Антоний (Храповицкий), первоиерарх Русской Зарубежной Церкви, но не признали ни митрополит Евлогий Парижский, ни митрополит Анастасий (Грибановский) Кишиневский, второй первоиерарх РПЦЗ.

Евлогий находился на Соборе Русской Церкви в изгнании в Карловцах (Сербия) осенью 1922 года, когда получил телеграмму: «По просьбе Великого Князя Кирилла Владимировича настоятельно просим Вас немедленно приехать в Париж». Я приехал… Мне представили группу генералов во главе с генералом Сахаровым, и группа сановников просила меня поехать к великому князю Кириллу Владимировичу в Сен-Брие, чтобы совершить за него богослужение и дать ему мое благословение на вступление на императорский престол. Я отказался…»

На том же Соборе митрополит Анастасий, будущий первоиерарх, который организовал коронацию царя Николая в 1896 году, проголосовал за возвращение монархии — но не обязательно династии Романовых…

Большинство членов семьи Романовых, живущих в изгнании, также отвергли притязания Кирилла…

Остальные ведущие Романовы были либо убиты, либо заключили мир с новым режимом. Так, поведение великого князя Николая Николаевича («Николаши»), по словам Михаила Назарова, было «непростительным: он и пальцем не пошевелил, чтобы предотвратить заговор, который, как он знал, готовился…, подтолкнул Николая II к отречению от престола и, будучи вновь назначен им главнокомандующим армией, клялся заговорщикам: «Новое правительство уже существует, и никаких изменений быть не может. Я не допущу никакой реакции ни в какой форме…»

«В те дни другие члены династии также забыли о своей верности царю и приветствовали его отречение от престола. Многие сами подписали отказ от своих прав на Престол…»: Великие князья Дмитрий Константинович, Гавриил Константинович, Игорь Константинович, Георгий Михайлович и Николай Михайлович. Последний, вслед за Кириллом, также нанес визит верности революционной Думе 1 марта… В печати появились заявления великих князей Бориса Владимировича, Александра Михайловича, Сергия Михайловича и принца Александра Ольденбургского о своей «безграничной поддержке» Временного правительства…

«Одинаковая форма этих отказов и деклараций свидетельствует о наличии соответствующего требования со стороны новой власти: это была своего рода подпись в верности революции. (Возможно, в этом кроется одна из причин монархической апатии этих представителей династии в эмиграции. Только «Кирилл I» не испытывал ни малейшего стыда: ни за планы своей матери «погубить императрицу», ни за собственный призыв к солдатам перейти на сторону революции…)

«Само собой разумеется, что, восстав против Его Величества до революции, эти члены династии не собирались свергать монархию: тем самым они лишили бы себя привилегий и доходов от своих уделов. Они надеялись использовать заговорщиков в своих интересах, для придворного переворота внутри Династии, но были жестоко обмануты. Временное правительство сразу же показало, что даже верные Романовы — «символы царизма» — новой власти не нужны: Николай Николаевич не был утвержден в должности главнокомандующего, а великий князь Борис Владимирович оказался под домашним арестом в собственном дворце за «медлительность в признании нового порядка»… Есть основания предполагать, что своими «подписями о верности» и отказом от претензий на престол великие князья купили себе свободу. Керенский заявил в Совете рабочих и солдатских депутатов: «Вы сомневаетесь в том, что некоторые члены Царской Семьи остались на свободе. Но на свободе остались только те, кто вместе с нами протестовал против старого режима и капризов царизма».

«Февральцы» с самого начала не собирались предоставлять царской семье свободу. Они подверглись унизительному аресту в Царскосельском дворце и были ограничены даже в отношениях друг с другом. И никто из ранее активных монархистов не выступил в их защиту. Правда, многие из них уже были арестованы, редакции их газет и организации репрессированы. Но еще больше монархических активистов молчали, а некоторые даже подписывали декларации о лояльности новой власти…»

По словам валаамских старцев, свидетельство которых передал архиепископ Полтавский Феофан, в России снова будет истинно православный царь. Но он не будет Романовым по крови. Он будет связан с Романовыми каким-то другим образом, возможно, через брак…

9/22 сентября 2022 года.