ВЫХОД ИЗ КАТАКОМБ: ИНТЕРВЬЮ С АРХИЕПИСКОПОМ ЛАЗАРЕМ (ЖУРБЕНКО) (+2003)

Архиепископ Лазарь (Журбенко) являлся, пожалуй, иерархом-основателем Синода, ныне известного как «РИПЦ». Он был известен в катакомбных русских общинах и присоединился к Катакомбной Православной Церкви в молодости, позже он был рукоположен во епископы от РПЦЗ в 1980-х годах. Затем в 1990-е годы, он стал активным участником попыток построения Истинного Православия в России. Хиротония была совершена тайно, в России, только одним епископом (т.е. была совершена единоличная хиротония) — Варнавой (Прокофьевым). Он не принял решения о создании отдельного Синода от РПЦЗ с РПАЦ в 1994 году, но оставался в РПЦЗ до начала 2000-х годов. Он был рукоположен во епископа Одесского.

При попытке изгнания митрополита Виталия из РПЦЗ в начале 2000-х годов два видных деятеля публично предложили свою поддержку: архиепископ Лазарь (Журбенко) в России и, что интересно, митрополит Киприан Оропосский и Филейский. Митр. Виталий отверг помощь митр. Киприана (более того, в конце концов он анафематствовал его и его приверженцев как еретиков, хотя до этого несколько лет находился в общении с ним; впрочем, не без собственных возражений изначально); однако он выбрал помощь архиепископа Лазаря.

При неясных обстоятельствах архиепископ Одесский Лазарь и епископ Кубанский Вениамин (Русаленко) совершили дополнительные епископские хиротонии для России. Однако митрополит Виталий выступил против них, якобы заявив: «Считаю хиротонии иеромонахов Дионисия, Гермогена, Тихона и Иринея, совершенные архиепископом Лазарем и епископом Вениамином, незаконными и заявляю, что не имею с ними ни молитвенного, ни литургического общения».

Это, по-видимому, ознаменовало конец общения между Мансонвилем и арх. Лазарем, таким образом, мы видим создание отдельных групп ROCiE(Русская православная церковь в изгнании, прим.ред) и RTOC (РИПЦ прим.ред). РИПЦ имеет несколько десятков открытых общин в бывшем Советском Союзе (сколько «тайных» или незарегистрированных приходов, миссий и т. д., мы не знаем, и на то есть веские причины).

Арх. Лазарь был принят в России со «смешанными отзывами». Одни истинные православные считали его советским агентом, стремящимся уничтожить Катакомбную Церковь, другие — неутомимым тружеником по сохранению и распространению православия в России. Он был объектом многочисленных клеветнических нападок со стороны ряда видных клириков Московского Патриархата (и даже РПЦЗ). В конце концов, эти нападки, хотя и пробуждались время от времени от дремоты, сошли на нет (и с полным основанием; не было никаких доказательств этой лжи, кроме недоказанности постоянного повторения).

Ниже приводится интервью, взятое до отделения РИПЦ от РПЦЗ. Интервью (взятое протоиереем РПЦЗ Виктором Потаповым) полностью воспроизводится с сайта «Православная Америка». Оригинал можно посмотреть здесь.

………………………………………………………………………………………………………….

«Должен признаться, что на встречу с епископом Лазарем я шел с некоторыми предубеждениями. Я думал, что человек из подполья обязательно будет озлоблен, что он будет считать, что только он один честен, только он один прав, я думал, что он будет гордиться своей правильностью и чистотой, а всех остальных будет считать заблудшими, возможно, даже потерянными. Но я должен сказать, что епископ Лазарь произвел на меня очень благоприятное впечатление. Это действительно иерарх по милости Божией» — Священник Георгий Эдельштейн.

Весной этого года епископ Лазарь, член Российской Катакомбной Церкви, ныне руководящий свободными русскими приходами в юрисдикции Зарубежной Церкви, дал следующее интервью протопресвитеру Виктору Потапову.

О. Виктор: Владыка Лазарь, я очень рад возможности побеседовать с Вами. Вы необычны тем, что являетесь епископом, но не представляете официальную Церковь. Вы — катакомбный епископ, но здесь, на Западе, вы служите открыто и, благодаря тому, что мы говорим здесь, в эфире «Голоса Америки», вы теперь стали известны всему Советскому Союзу.

Я хотел бы начать нашу беседу с того, чтобы попросить вас коротко рассказать о себе и о том пути, который привел вас в Катакомбную Церковь и к епископству.

Епископ Лазарь: Я вырос практически сиротой. Моя мать умерла в 1933 году от голода в Белгородском районе, а отец уехал на Кубань, где устроился плотником. По крайней мере, он получал то, что оставалось после того, как подсолнухи давили на масло, и этим питался. После смерти матери сестра забрала меня в Воронеж, а потом отправила к отцу.

Во время войны на Кубани открыли несколько церквей. Мы жили недалеко от города Кропоткина, который — раньше это был хутор, принадлежавший семье Романовских. Кто-то пришел на рынок и объявил, что в городе открылась церковь. Это был метохион, принадлежавший Абальско-Кавказскому миссионерскому монастырю. В следующее воскресенье я пошел в церковь. Людей было очень много, даже церковный двор был полон. Я никогда не был в церкви и поначалу чувствовал себя довольно неловко. Святые, смотрящие на меня со стен, пугали меня. Но вскоре я справился с этой первоначальной реакцией и выстоял всю службу. Я наблюдал за тем, как люди перекрещиваются, и сам начал совершать крестное знамение. В следующее воскресенье я снова пошел туда и протиснулся сквозь толпу. Старушки подталкивали меня вперед. Постепенно я стал смелее, начал лучше молиться. И с тех пор меня всегда тянуло в церковь. Дома, конечно, было много работы, у нас было большое хозяйство. Когда в столице открылась церковь, я стал ходить туда на службы, по воскресеньям, по праздникам. Меня заметили прихожане и пригласили помогать. Я постоянно находился в алтаре, помогал священнику.

Там был замечательный батюшка, протоиерей Константин Высоцкий, из Ярославля, епархии митрополита Агафангела. Он очень почитал святого Иоанна Кронштадтского, который исцелил его в студенческие годы (он учился в Санкт-Петербургской духовной академии) от страсти к азартным играм; он служил для него панихиды, много говорил о нем, со слезами… Он был прекрасным проповедником и привлекал к себе множество людей, послушать его приходили старообрядцы, баптисты. По воскресным вечерам после вечерни он всегда проводил беседы. Как пономарь, я сопровождал его, когда он ходил по домам служить молебны, панихиды…, а потом и других священников. Священников, конечно, часто переводили.

В 1944 году нашу церковь закрыли, превратив ее в клуб для молодежи. Сначала никто не приходил, но потом их стали заставлять, а так как молодежи некуда было идти, она стала приходить.

В 1945 году я познакомился с катакомбными монахами, которые рассказали мне о обновленчестве [1], о сергианстве, [2] о всех этих различных церковных течениях в России. После военных лет, когда мне пришлось уйти из дома, где я был уже не нужен, добрые люди приютили меня и познакомили со многими катакомбными верующими. Я познакомился с о. Самуилом, известным странствующим пресвитером Катакомбной Церкви, затем с иеросхимонахом Феодосием с горы Афон, который умер в 1948 году. Это был редкий старец: он принимал всех — и тихоновцев, как нас тогда называли, и из официальной церкви; не делал различий и принимал всех с любовью. Его манеры напоминали преподобного Серафима: ласковый, добрый, от него словно исходил свет, он притягивал людей, они как бы приклеивались к нему и не хотели от него уходить. Даже сегодня есть люди, которые помнят его. В течение трех лет я общался с ним. Мне тогда было 16 лет. Я пришел с верующими, и он сказал мне: «Почему бы мне не сделать тебе крылья?» Это был его способ предложить мне стать монахом. Я согласился и был пострижен. После смерти о. Феодосия некоторые верующие посоветовали мне встретиться с тайным епископом, который жил на Кавказе. Два года я провел под его руководством, выполняя различные послушания.

В 1950 году меня арестовали. В то время я был в районе Ростова и написал письмо с просьбой о встрече с этим епископом, не зная, что он уже арестован. Мне прислали телеграмму, и я сразу же поехал в Балашов, в Саратовский район, и там на улице, в час ночи, меня арестовали. Они меня ждали. Я, конечно, ничего не подозревал. Меня арестовали, привезли в штаб партии и стали допрашивать. Я все отрицал, боясь предательства. Три дня меня пытали. Я так и не признался, что знаю его, но мне показали телеграмму и мое письмо. Я отвечал, что просто иду к женщине, которая меня пригласила, и говорил, будто еду в Москву к Патриарху Алексию [3], чтобы меня куда-то назначили. Я, естественно, испугался и потерял голову. Мне тогда было 19 лет. Там, в Ростове, хотели завести отдельное дело, но так как я был непреклонен, решили отвезти меня в Саратов для личной встречи с епископом. Меня привели в большую комнату. Там сидело десять чекистов. Я испугался: все они смотрели на меня. Спиной ко мне сидел пожилой человек. Когда меня подвели к нему и приказали встать, я увидел, что это [мой епископ], хотя узнал его с трудом: борода была сбрита, он был синим, истощенным, с запавшими глазами, но они были ласковыми, добрыми. Он сказал мне, что все мы здесь, не нужно сопротивляться: «Мы все на кресте, и дальше будет хуже, они будут нас пытать». Он благословил меня взойти на крест, и мы расстались.

Всего нас арестовали 150 человек, включая двух иеромонахов, в разных городах и селах страны. После шести месяцев, которые потребовались для решения нашего дела, нас отправили в лагерь. На нас ничего не могли повесить: не было ни свидетелей, ни улик; нас арестовали просто потому, что мы были верующими Истинно-Православной Церкви (ИПЦ), не согласными с Декларацией [митрополита Сергия]; после 1927 года наши иерархи и духовенство были обязаны уйти в подполье. Обновленцы приводили веские доводы в свою пользу, потом появилась Декларация, на Украине появилось самочинное духовенство, повсюду Церковь терзали. Поскольку у наших епископов и священников отбирали церкви, мы были вынуждены уйти в подполье. Кроме того, мы видели, что за избранием Патриарха Алексия стоял Сталин. Собор, который его избрал, не был свободным, он находился под сильным давлением НКВД. Поэтому наши священники не признали его и продолжали свое [подпольное] существование. А за простое непризнание Патриарха Алексия священники получали 25 лет заключения, а миряне — 10 лет. Так было и с нами. Наш епископ был приговорен к расстрелу, но срок заменили на 25 лет, так как за нарушение именно этой статьи 58-11 Уголовного кодекса людей больше не казнили. Нас обвинили в «групповой агитации и пропаганде». На самом деле никакой пропаганды мы не вели: собирались тайно, когда приходил священник или иерарх, удовлетворяли свои религиозные потребности, приобщались Таинств, вели беседы, когда могли, и расходились. Мы не печатали никаких листовок, не писали никаких книг, не проповедовали на улицах против властей. Но они были настроены против нас, обвиняя нас в том, что мы монархисты, члены Истинно-Православной Церкви, что мы не признаем советскую власть… Они искали нас повсюду. Не только нас лично, нашу группу, катакомбные верующие есть по всей стране, нет ни одного города, в котором по сей день не было бы хотя бы нескольких человек, принадлежащих к Катакомбной Церкви. Большинство из них сосредоточено в центральных республиках.

  1. Церковь была в руинах; вещи конфисковывались, даже дома, забирались книги, облачения, мантии. Я сам видел погнутые кресты. Они проклинали, богохульствовали, называли нас антихристами. Когда мы входили к дознавателю, он всегда приказывал: «Встань, антихрист!».

О. Виктор: Во время этой волны арестов кому-то из епископов удалось избежать ареста? Все ли они были арестованы?

Епископ Лазарь: Наш епископ, конечно, был арестован, но некоторые епископы остались: Епископ Петр Ладыгин, который был хиротонисан [новомучеником] архиепископом Андреем Уфимским, когда тот уже был в ссылке, его признали митрополит Агафангел и митрополит Петр Крутицкий…

О. Виктор: В этот период, в 50-е годы, использовалась ли против вас Советской властью Московская Патриархия?

Епископ Лазарь: Катакомбные верующие боялись священников Московской Патриархии даже больше, чем милиции. Каждый раз, когда священник приезжал по той или иной причине, его встречали с чувством ужаса. Катакомбники говорили: «Приехал красный детектив». Его присылали специально, и он обязан был обо всем докладывать властям. Нередко иерархи и священники прямо с амвона говорили народу: «Оглянись, православный народ. Есть те, кто не ходит в церковь. Узнайте, кто они, и доложите нам, это враги советской власти, мешающие строить социализм». Мы очень боялись этих сергиански настроенных священников.

Когда в 1961 году у священников отобрали права и передали их церковному совету, они притихли, и нам стало легче; по крайней мере, мы могли добираться до своих священников, и священники стали свободнее приходить к нам, исповедовать и причащать нас. С 1961 года Московская Патриархия успокоилась в своем отношении к нам. Конечно, когда иностранцы спрашивали представителей МП: «Существует ли катакомбная церковь?», ответ всегда был «Нет». Это была ложь. Катакомбные верующие были по всей России, как и сейчас. Сегодня, однако, существует большой беспорядок, вызванный тем, что после смерти епископа к нам присылали разных самозванцев, выдававших себя за епископов. Мы, конечно, обязаны были расследовать их; мы обнаруживали, что они были лжецами, подброшенными в нашу среду или просто самозванцами. Естественно, когда люди узнавали, что их обманули, они раскалывались на маленькие группы. Это вызвало большое замешательство в нашей среде. Все это, как мы понимали, было вызвано официальной Церковью или ее тайными пособниками. Даже сегодня ходят различные слухи о Зарубежной Церкви и против меня лично.

О. Виктор. Владыка, ранее Вы говорили, что представители Катакомбной Церкви не признали законным избрание Патриарха Алексия: они считали, что он был поставлен на этот пост Сталиным. Хотелось бы узнать, по каким причинам вы не присоединились к Московскому Патриархату?

Епископ Лазарь: Мы не признали Декларацию митрополита Сергия, потому что для этого нужно было предать Православие. Каким образом? Это означало бы стать строителем социализма, отказаться… не от догматов православия, а постепенно отойти от православия, от веры. Такова была идея. Возможно, сам Сергий этого не делал, ему подсказали враги Церкви, которые написали Декларацию так, чтобы парализовать церковную деятельность. Мы не хотели участвовать в таком зле. Это было предательство, и мы не присоединились к этому иудиному делу.

О. Виктор, в чем конкретно вы видите это предательство?

Епископ Лазарь: Понимаете, церковные лидеры не занимаются церковной работой, они просто исполняют ритуалы. В своих проповедях они могут сказать несколько слов о значении праздника, а затем перейти к социализму и миру во всем мире. Кроме того, они должны доносить на своих овец зампреду правительства, то есть в КГБ. В Московской патриархии не было другого пути. Если, допустим, священник оказывал сопротивление, его либо переводили в такую глухомань, что он мог умереть от голода, либо выгоняли, и он был вынужден вести нелегальное существование.

Мы считали иудиным поступком связываться с советским режимом, режимом богоборческим, предательским, кощунственным. Все свои силы он направлял на уничтожение религии, особенно православия. Чтобы не участвовать в этом, чтобы сохранить чистоту Православия, мы ушли в катакомбы. Мы не ушли из Церкви, мы не ушли из Православия, мы все сохранили, но мы ушли из той организации, которую организовала советская власть с помощью митрополита Сергия и его сомнительного синода, людей не очень надежных в отношении блага Церкви — обновленцев, безпоповцев… В то время как лучшие иерархи, местоблюстители, были арестованы, подвергались преследованиям, лучшие епископы, духовенство были арестованы, их разыскивали повсюду, где бы они ни были: духовенство, монашествующие… Мы считали, что организация под названием Московская Патриархия-это КГБ, только в другом обличье.

О. Виктор, Владыка, в каких условиях вы находились в заключении? Вы были в лагерях пять лет за веру. Как с вами там обращались?

Епископ Лазарь: Когда меня арестовали, меня полгода держали на допросах: днем и ночью, все полгода меня допрашивали, изводили. Дважды я падал без сознания от голода и истощения.

Когда меня перевели в режимную тюрьму, меня бросили вместе с ворами, рецидивистами, страшными людьми. От них я услышал самый ужасный язык, который только можно себе представить, аморальный. Тюремные порядки, конечно, хорошо известны. Нас выводили на 15 минут на прогулку, не разрешали останавливаться, руки держали за спиной. Малейшее нарушение наказывалось тремя днями одиночки. Мне дали семь с половиной. Меня держали в подвальной камере, где расстреливали людей; там была вода, было сыро. Я должен был провести там пять дней. Но меня все держали и держали. Наконец я постучался к начальнику тюрьмы: если бы мне добавили еще срок, мне бы сказали. Он пошел и все выяснил. Когда меня выпустили из этой камеры, я упал без сознания, одурманенный теплым тюремным воздухом.

В тюрьме я не встретил ни одного верующего. Я горячо молился, чтобы со мной посадили хотя бы одного татарина. Мне казалось, что они пронзают меня мечами, морально оскверняют, но я не сдавался. Я молился внутренне. Я пытался защититься от их грязных разговоров, засовывая в уши вату, но они замечали и вытаскивали ее.

В лагере, конечно, я встретил много верующих, достойных священников: Протоиерей Павел Ковалевский из Одессы, иеродиакон Поликарп из Молдавии — хороший певец, очень скромный, лучезарный человек. Я познакомился с иеромонахом Космой Тарасовым, который принадлежал к нашему «делу». Были и другие верующие. В последнем, так называемом «лагере смерти», было 25 000 заключенных. Он располагался в селе Спас, в Карагандинском районе. Там я встретил о. Владимира Криволуцкого, священника из Москвы, который уже сидел в тюрьме: первый раз — за то, что не присоединился к обновленцам, второй — за то, что не принял декларацию митрополита Сергия, третий — за то, что не признал патриарха Алексия. Возникает вопрос, при чем здесь советская власть? Почему на судебных процессах судьи всегда говорили о Патриархе Алексии в таких благоговейных тонах? Это было совершенно очевидно. При упоминании имени Патриарха Тихона они принимали прямо противоположный тон, даже плевали на пол. А теперь Московский Патриархат даже прославил его. Это нас удивляет, это кажется почти нелепым.

О. Владимир Криволуцкий был арестован в ночь на Пасху 1948 года. Собралась группа, их окружили и дали каждому по десять лет за то, что они не признали Патриарха Алексия. О. Владимир был образованным священником, рукоположенным Патриархом Тихоном, очень достойным священником-старцем по внешности, по уму и по жизни; лучезарным батюшкой. В Москве осталось несколько человек из его общины, но в основном мы были разбросаны и с годами потеряли связь. В 1956 году он хотел приехать на Северный Кавказ, прислал несколько книг, но тут мы получили известие от его близких родственников, что о. Владимир умер. Нам было очень жаль, очень жаль.

Был еще о. Сергий Тигров из Тамбова, выпускник Московской духовной академии. Он тоже дважды сидел в тюрьме. Удивительный священник, пастырь. После освобождения в 1955 году он ушел в подполье. У меня не было постоянного места жительства, я переезжал с места на место; хранить адреса было рискованно, я терял связь с людьми. Умер о. Сергий в 1977 году, в Тамбове; это был необыкновенный пастырь-исповедник.

Был еще Александр Андреевич Чернов, высокообразованный человек, тоже входивший в нашу группу. Была создана тайная богословская школа, где верующие посещали богословские лекции, велись бурные дискуссии. Александр рассказывал нам о рассеянии. От него я впервые услышал о митрополитах Антонии [Храповицком] и Анастасии, а потом и о других. Там было много заключенных с Западной Украины, с Волыни, достойных священников; они тоже рассказывали нам о блаженном митрополите Антонии, которого вспоминали с большой теплотой.

О. Виктор: Владыка, с одной стороны, вы не признаете Московский Патриархат, вы не стали членом МП, но, как я понимаю, вы не отрицаете таинства Московского Патриархата. Ваша ветвь Катакомбной Церкви не перекрещивает, не перерукополагает священников.

(Прим.ред. позже РИПЦ осудила унию 2014 года между синодом Каллиника и киприанитами (Кто такие киприаниты? Те, кто с одной стороны считают себя истинными христианами, якобы «противостоящими» ереси экуменизма и новостилия; с другой — они не отрицают благодатности таинств экуменических сообществ, считая их членов не еретиками, а «заболевшими в вере» христианами до их соборного осуждения.)

«..Следует помнить, что в годы предшествующие капитуляции РПЦЗ перед МП в 2007 году, часто можно было услышать, что никакого решения о действительности таинств МП не может быть принято до тех пор, пока не будет созван “Большой Собор” всех архиереев Русской Церкви в освобожденной России. Это было не правдой, но властным орудием в руках тех, кто хотел оправдать МП и приготовить путь к соединению с нею. И экклезиология киприанитов с их хорошо разработанной теорией неспособностью малых Соборов, очень хорошо согласовывалась с идеей о том, что только будущий свободный Собор всей Русской Церкви может окончательно решить вопрос о статусе МП…» см. также КРИТИЧЕСКИЙ РАЗБОР ЕРЕСИ КИПРИАНИЗМА).

Епископ Лазарь: Это не мое личное мнение, это позиция тех образованных священников, с которыми [… О. Владимир Криволуцкий принадлежал к группе, возглавляемой митрополитом Кириллом Казанским, умеренным. Такого же мнения придерживался о. Сергий Тигров. Они признавали Таинства [Московского Патриархата], потому что в догматическом отношении не было нарушений православного учения о Святой Троице, и Таинства совершались по правилам чинопоследования. Правда, они не погружаются, но ведь в истории Церкви были периоды, например, во времена иеромонаха Киприана, когда Церковь признавала крещение окроплением в силу необходимости. Не потому, что это единственный способ: крещение должно совершаться погружением, и мы погружаемся. Но это не всегда возможно. Когда я перемещался по стране, иногда не было воды, иногда не было подходящего сосуда, и все же я должен был совершить крещение, его нельзя было откладывать. И тогда мы просто лили воду на голову во имя Святой Троицы. И мы принимаем таинство миропомазания как законное крещение.

Мы также не отрицаем их рукоположения. Перерукоположения совершались только для обновленцев, по указанию Патриарха Тихона. Но и здесь были исключения. Если обновленческий епископ отказывался от монашеских обетов или был женат, то совершенные им рукоположения не считались каноническими. Но если он был старым епископом, то есть если епископ, совершающий рукоположение, был монахом, не отрекшимся от своих обетов, то в этом случае патриарх Тихон принимал рукоположение.

Ариане не были перекрещены, монофизиты не были перекрещены; требовалось только, чтобы они отреклись от своей ереси. Не были перекрещены иконоборцы… Можно найти множество примеров. Римские католики крестились и не крестились, в зависимости от времени и местной Церкви. Даже в России не было единой политики в отношении приема римо-католиков: одни патриархи в XVII веке перекрещивали, другие — нет. И в той мере, в какой окончательное суждение о Московском патриархате еще не вынесено, мы считаем, что благодать Божия не оставила народ. Ведь есть много благочестивых людей [в Московской Патриархии], много хороших священников, скорбящих, мучающихся. Не все знают о Катакомбной Церкви, и не все могут эмигрировать, они, в конце концов, в узах, в тюрьме. Поэтому по отношению к тем, кто живет в Советском Союзе, нет таких строгих требований. Тем же, кто на свободе, конечно, можно поставить в вину принадлежность к Московскому Патриархату, в отношении них это совершенно другое дело. Но к тем, кто связан, есть определенная снисходительность. В конце концов, не все виноваты, прошло много времени.

О. Виктор:. Владыка, как бы Вы оценили нынешнее состояние Московской Патриархии?

Епископ Лазарь: Мы, конечно, имеем мало общего с Московским Патриархатом. Вообще, мы не имеем ничего общего ни с одним из епископов или священников Патриархата. И уж тем более мы не причащаемся — ни с одним епископом, ни с одним священником Московского Патриархата. Если случайно встретимся, где-нибудь в квартире, поговорим, увидим, что вот хороший священник, что он сочувствует нам и Русской Зарубежной Церкви, и если, даст Бог, он к нам придет, хорошо, конечно, мы примем его с любовью. Но мы слышали от самих священников, от людей, что сама Московская Патриархия совершенно развращена: она безнравственна, она потеряла веру в Бога, она просто служит власти, которая хочет использовать ее для построения социализма. Коммунисты не верят в Бога, но хотят, чтобы их детей учили Закону Божьему. Они устроили бардак в стране, парализовали Церковь, а теперь хотят что-то внушить своим детям. Что это?! Без покаяния, без обращения к Богу, ко Христу ничего не получится, это все пустое.

Сегодня Патриархия проводит великолепные службы, особенно в Москве, где есть храмы, пение, много людей. А почему бы церквям не быть полными? Это десятимиллионный город, и люди приезжают в Москву со всей страны. Но в Московской Патриархии мало тех, кто проницателен, кто действительно знает Церковь. Культурные люди пытаются понять, что такое религия, но это не то знание, которое легко приобрести, оно дается только тем, у кого благочестивое сердце, кто стремится быть со Христом, с Православием, с истиной.

Все эти годы Московской Патриархии было отказано в борьбе за проповедь, в пастырской работе, она просто исполняла ритуалы. В ее рядах есть те, кто был туда назначен. В семинариях, мы знаем, есть комсомольские организации. Выпускников рукополагают, а оказывается, что они неверующие. Верующие, поступившие в семинарии, обнаружили, что от них требуют отчетов об однокурсниках, и становится ясно, кто верующий, а кто неверующий. Есть и те, кому просто некуда идти, они не могут найти себе место в светском мире и поступают в семинарию, чтобы сделать карьеру; им нет дела до Веры, до людей…

О. Виктор: Владыка, люди спрашивают: от кого вы получили епископство?

Епископ Лазарь: Последним нашим епископом в Москве был Сергий, бывший настоятель храма Христа Спасителя на Милевском. Он жил тайно в квартире недалеко от Кремля. После его смерти мы испытали значительную неразбериху: нас бросало туда-сюда, к нам проникали «бродячие епископы». Все это было очень печально. Мы, священники, все искали епископа, который пережил тюрьму, ссылку, но не нашли. Мы кое-что знали о Зарубежной Церкви, что она не потеряла ни каноничности, ни полноты Православия. И вот в 1981 году, на Соборе, предшествовавшем канонизации Новомучеников, Зарубежная Церковь приняла решение о хиротонии епископа. В то время я уже переписывался с архиепископом Чилийским Леонтием. Меня познакомил с ним архимандрит Евгений Жуков, который жил на горе Афон, в келлии Архангела Михаила, и через владыку Леонтия мы установили контакт с Зарубежной Церковью. Мы стали просить, чтобы они прислали нам епископа и хиротонисали кого-нибудь. Я предложил двух кандидатов: о. Михаила Рождественского, жившего в Петербурге, и о. Никиту Харьковского, но когда приехал архиерей, никто из них не появился. У меня не было никаких мыслей о том, чтобы самому стать епископом, я даже не представлял себе такого, мне было страшно, но я должен был взять на себя этот крест. Это было в Москве, в 1982 году. Конечно, я пережил много клеветы, распространялись всякие слухи — что меня посвятил Патриарх Пимен, что Патриарх Пимен приехал сюда в Америку и позвал меня сюда… Всякие глупости, страшные… Я не могу назвать епископа, но он принадлежит к Русской Зарубежной Церкви.

О. Виктор:. Владыка, многие верующие и духовенство Московского Патриархата очень заинтересовались Зарубежной Церковью. Сейчас звучит призыв открывать приходы Зарубежной Церкви [там, в России]. Но в связи с этим у людей возникает вопрос. По канонам Православной Церкви запрещено иметь более одного епископа в городе. Как Зарубежная Церковь может открывать приходы в России, не нарушая этих канонов?

Епископ Лазарь: В Тридцати апостольских канонах мы читаем: «Если епископ или пресвитер использует мирских лидеров, через них получает свою епископскую власть, пусть будет изгнан и отлучен, и все, кто с ним связан». Поскольку мы считаем иерархию Московского Патриархата незаконной — хотя она и передавалась по апостольской цепи, она все равно незаконна, потому что все епископы проходят фильтрацию в КГБ, в Кремле — эти епископы незаконны, неканоничны. Поэтому можно иметь канонического епископа в одном городе с неканоническим епископом. Так же, как во времена арианства и всех последующих ересей -монофизитства, иконоборчества, рядом с кафолической церковью находился епископ-иконоборец. Мы считаем Декларацию митрополита Сергия новой формой идолопоклонства, возжиганием фимиама перед дьяволом, поклонением форме, системе ложной свободы…Мы можем сказать, что это хуже, чем ересь.

О. Виктор: На этом фоне, как вы планируете действовать после возвращения в Советский Союз?

Епископ Лазарь: Если мы найдем средства, подходящих людей, церковных людей, которые всем сердцем и душой будут служить Богу и Святой Православной Церкви, которые не собьют нас с пути, не распустят, которые помогут нам вести церковное строительство, то мы, конечно, будем существовать. И если власти не будут вмешиваться во внутренние дела Церкви, мы будем существовать открыто. Перед отъездом я встречался со священниками, некоторые из них согласились на открытое существование, другие предпочитают пока повременить. Что если что-то случится, что если нас арестуют, изолируют, и наша община останется без пастырей? Такое может случиться. Московский Патриархат может даже посодействовать в этом.

О. Виктор:. Владыка, теперь, когда Вы будете служить открыто, ожидаете ли Вы новых проблем от [государственных] властей или от Московской Патриархии? Как Московская Патриархия отреагирует на Ваш выход в свет?

Епископ Лазарь: Здесь мы не можем ничего сказать. Там опыт покажет. Будут ли власти давить на нас, или Московский Патриархат попытается уничтожить нас с помощью различных провокаций — мы не знаем. Конечно, врата ада не одолеют Церковь Христову. И Господь сказал: не бойся, малое стадо, возьми крест свой… Мы отреклись от всего, нам не нужно ничего от мира сего, мы всецело отдали себя Христу и хотим служить Ему, как умеем».

[1] Поддерживаемое государством движение 20-х годов по «модернизации» православной церкви в направлении протестантизма

[2] Доктрина лояльности советскому государству, провозглашенная в Декларации митрополита Сергия 1927 года, которая фактически искалечила Церковь в России и ограничила ее деятельность формальным исполнением обрядов.

[3] Патриарх в 1945-70 гг.

Источники:

  1. https://roca.org/oa/volume-x/issue-100/out-from-the-catacombs/
  2. https://nftu.net/catacombs-interview-archbishop-lazar-zhurbenko/