РПЦЗ И СОВЕТСКИЕ ДИССИДЕНТЫ
д-р Владимир Мосс
Диссидентское движение в советской церкви началось среди духовенства с открытого письма священников Николая Эшлимана и Глеба Якунина председателю Президиума Верховного Совета СССР Подгорному в 1965 г., где они протестовали против раболепства церкви перед государством, выразившемся, в частности, в непротивлении хрущевскому гонению, в передаче управления приходами подконтрольным «двадцаткам», в предоставлении списков крестившихся местным органам власти, в запрещении детям и подросткам до восемнадцати лет участвовать в церковной жизни и в рукоположении в епископы и священники только тех кандидатов, которые были угодны Совету по делам религий. Это письмо было проигнорировано патриархией, что стало общим явлением для подобных протестов, а в 1966 г. оба священника были запрещены в священнослужении.
Среди мирян наиболее выдающимся диссидентом был философ Борис Талантов, посаженный за руководство группой верующих города Кирова, предававших огласке нечестивую деятельность местного епископа Иоанна по закрытию церквей и по давлению на верующих. Он тоже не получил никакой поддержки со стороны патриархии, будучи публично оклеветан по Би-би-си митрополитом Никодимом Ленинградским, и был в результате посажен в кировскую тюрьму, где и умер в 1971 г. В статье под названием «Сергианство или приспособление к атеизму”, имевшее подзаголовок «закваска Ирода», Талантов осудил Декларацию митрополита Сергия от 1927 г., как предательство Церкви и открыто назвал Московскую патриархию «тайным агентом мирового антихристианства». Сергианство не только не «спасло» церковь, но, напротив, способствовало утрате истинной церковной свободы и превратило церковное управление в послушное орудие атеистической власти. «Митрополит Сергий, — писал он, — своим приспособлением и ложью не спас никого и ничего, кроме самого себя”.
В другой самиздатовской статье, озаглавленной «тайное участие Московского Патриархата в борьбе КПСС против Православной Церкви” Талантов писал: «Московский патриархат и большинство епископов участвуют в организованной деятельности атеистических властей, направленной на закрытие храмов, ограничение распространения веры и ее подрыв в нашей стране… Воистину, атеистические вожди русского народа и князья церкви собрались вместе против Господа и Христа Его».
В 1972 г. А. Солженицын написал открытое «Великопостное письмо» патриарху Пимену, описывая патриархию как «диктаторски управляемую атеистами — нечто невиданное за два тысячелетия!» «Русская Церковь, — писал он, — выражает свою озабоченность любыми бедствиями в далекой Африке, когда ей вовсе нечего сказать о худших вещах здесь, дома». И он продолжает: «Какими доводами можно убедить себя, что планомерное разрушение духа и тела Церкви под руководством атеистов — есть наилучшее сохранение ее? Сохранение — для кого? Ведь уже не для Христа. Сохранение — чем? Ложью? Но после лжи — какими руками совершать Евхаристию?»
Призыв Солженицына «жить не по лжи» показался некоторым (независимо от того, виделся ли он ему самому в таком свете) логически ведущим к принятию катакомбного существования для Церкви. Так, о. Сергий Желудков откликнулся на него следующими словами: «Что же нам делать в таком случае? Сказать ли: все или ничего? Нужно ли нам пытаться уйти в подполье, что при нынешней системе немыслимо? Или нам нужно попытаться как-то принять систему и использовать пока те возможности, которые дозволены?»
Солженицын эмигрировал на Запад в 1974 году и был приглашен на Третий Всезарубежный Собор, проходивший в Джорданвилле, штат Нью-Йорк, под председательством архиепископа Антония Женевского, который воспользовался случаем своего присутствия, чтобы прочитать доклад, призывающий РПЦЗ поддержать диссидентов, несмотря на то, что они были экуменистами и в МП. Смысл доклада состоял в том, чтобы возвысить диссидентов до статуса истинных церковных исповедников наравне с теми, кто исповедовал христианство в Катакомбной Церкви. Солженицын отрицал само существование Катакомбной Церкви…Этот доклад был отвергнут архиепископом Лос-Анджелесским Антонием, членом зелотской группы иерархов, в которую входили митрополит Филарет и архиепископ Аверкий Джорданвильский, которые, уважая мужество диссидентов, возражали против признания, которое обесценило бы свидетельство истинных катакомбных исповедников.
Одним из важнейших советских диссидентов был московский священник о. Дмитрий Дудко, который проводил в своей церкви открытые собрания, привлекавшие многих. В отличие от Солженицына, он знал о Катакомбной Церкви и писал о ней сравнительно лестные слова: «Все мы признаем патриарха Тихона, и мы смотрим на патриарха Сергия, как на предателя церковных интересов в угоду властям. Последующие — Алексий и нынешний Пимен — лишь идут уже проторенным путем. У нас нет другой иерархии. Катакомбная Церковь может быть и хороша — но где она? Истинная Православная Церковь — они хорошие люди, морально стойкие, но у них почти нет священства, и вы их просто не найдете, а жаждущих много. И приходится пользоваться той иерархией, которая у нас есть. Сразу же встает вопрос: а служат ли они нам? В основном, они марионетки безбожников. И другой вопрос: по крайней мере, верующие ли они? Кто ответит на этот вопрос? Я боюсь отвечать…»
Эти настроения вызывали сочувствие у членов РПЦЗ. Менее известным, потому что его книги, изданные на Западе, были отредактированы, был о. Дмитрия прокатолический экуменизм …Правильное отношение к нему состояло бы в том, чтобы аплодировать его мужеству и правильным мнениям, которые он высказывал, мягко пытаясь исправить его либерализм и экуменизм. Ни в коем случае нельзя было относиться к нему, как к истинному священнику в Истинной Церкви, и как к примеру, достойному не меньшей похвалы, чем пример истинных исповедников в катакомбах. Но это именно то, что сейчас начали делать многие в РПЦЗ. Даже Собор 1974 года поддался искушению, заявив: «граница между сохранением Церкви и соблазнительным самосохранением была проведена Его Святейшеством Патриархом Тихоном, его законный местоблюстителем митрополитом Петром, митрополитом Казанским Кириллом, митрополит Петроградский Иосифом и Соловецкими исповедниками во главе с Архиепископом Иларионом (Троицким). В последние годы эта граница вновь была четко очерчена архиепископом Гермогеном, несколькими священниками, среди которых был и Николай Гаинов и Димитрий Дудко, миряне Вятки во главе с Борисом Талантовым, защитники Почаевской Лавры, такие как Феодосия Кузьминична Варавва и многие другие. Эту границу провел и Солженицын в своем призыве «жить не по лжи!» Жить не по лжи и чтить память святых мучеников и исповедников нашей Церкви – вот граница, разделяющая истинных тихоновцев от «сергианской закваски Ирода», как писал Борис Талантов, обличитель нынешних руководителей патриархии, умерший в тюрьме. В наших непрестанных молитвах друг за друга, в нашей любви к Господу Иисусу, в нашей верности идеалу прошлой и будущей православной России объединяются верные архипастыри, пастыри, монахи и миряне по обе стороны железного занавеса.
Вместе они составляют Святую Церковь Русскую, которая нераздельна, как нераздельна цельная Риза Христова”.
Это было серьезное искажение: поставить исповедников Катакомбной Церкви на один уровень с сергианскими диссидентами. Можно было бы считать Бориса Талантова истинным мучеником, поскольку он осудил Московский Патриархат в тех же выражениях, что и Катакомбная Церковь, и поплатился за свои слова жизнью. Но Дудко и Солженицын не разделяли веры истинной Церкви и не присоединились к ней даже после падения коммунизма…
Отец Серафим Роуз критиковал Солженицына: «вернемся к вере в Бога Солженицына и всех защитников Московского Патриархата в том, что предательство ее иерархов не затрагивает верующих Церкви. Эта точка зрения основана на совершенно ложном взгляде на природу Церкви, которая искусственно отделяет иерархов от верующих людей и позволяет «нормальной церковной жизни» продолжаться независимо от того, что происходит с церковными руководителями. Напротив, вся история Церкви Христовой убеждает нас в прямо противоположном. Кто же еще, как не римские епископы, привел западную церковь к отступничеству и расколу? Ересь? Разве это вина обычных верующих римских католиков, что они, самая большая группа «христиан» в мире, сегодня находятся вне Церкви?
И что для того, чтобы возвратиться в истинную Церковь, они должны не только отвергнуть лжеучения Рима, но и полностью изменить свое религиозное мышление и отучиться от ложного благочестия, которое было передано им именно их епископами? Сегодня, правда, Московский Патриархат позволяет римокатоликам получать свои таинства и неявно уже провозглашает экуменистское учение о том, что эти католики тоже являются «частью Церкви». Но этот факт только показывает, как далеко отошел Московский Патриархат от Вселенского Православного Предания Церкви в ошибочную экклезиологию, и насколько правильна истинная православная церковь в отказе от общения с церковным органом, который не только позволяет диктовать свою политику атеистам, но и открыто проповедует современные ереси экуменизма и хилиазма.”
В 1976 году Синод РПЦЗ издал Послание к русскому народу, в котором после объявления единства с Катакомбной Церковью диссидентам МП было сказано: «Мы тоже целуем крест, который вы взяли на себя, пастыри, нашедшие в себе мужество и силу духа, чтобы быть открытыми обличителями слабости духа ваших иерархов, сдавшихся атеистам … Мы знаем о вашем подвиге, молимся за вас и просим ваших молитв за нашу паству, которая находится в рассеянии. Христос среди нас! Он есть и будет!»
«Христос среди нас! Он есть и будет!» — это слова, которыми православные священники обмениваются в алтаре после освящения Святых Даров. Их использование здесь означало признание диссидентов сослужителями РПЦЗ, членами той же Церкви. Очевидно, влияние диссидентов подорвало экклезиологию РПЦЗ.
В феврале 1976 года Матфеевские греческие старокалендаристы, находившиеся в общении с РПЦЗ с 1971 года, разорвали с ними общение, заявив, что русские нарушили свое обещание дать им письменное признание в том, что новокалендаристы были безблагодатными, и что архиепископ Женевский Антоний продолжает общаться с новокалендаристами. Это было правдой, и экуменическая деятельность Антония продолжалась даже после разрыва с Матфеевцами. Так, на Пасху 1976 года он попросил разрешения по пастырским соображениям служить с русскими клириками Константинопольского Патриархата в Европе. В октябре он снова сослужил с несколькими еретиками на похоронах архиепископа британского Никодима. А в мае 1977 года он отправился в Бирмингем, Англия, чтобы сослужить службу с местными сербами.
Экуменические действия архиепископа Антония привели к тому, что несколько священников и приходов покинули его ради Матфеевцев, в том числе о. Базиль Саккас в Швейцарии, иеромонах Кассиан (Браун) во Франции и приход в Англии. Митрополит Филарет также выразил неодобрение каноническим прегрешениям архиепископа Антония.
В том же критическом 1976 году известное Братство святого Германа Аляскинского в Платине, штат Калифорния, начало сворачивать со своего ранее зилотского курса на заметно более мягкую линию по отношению к МП и мировому православию. На них повлияла в этом направлении отчасти «диссидентская лихорадка“, бушевавшая теперь в большей части русской части РПЦЗ, отчасти «умеренная» экклезиология греческого старокалендариста митрополита Филевского Киприана. Однако еще более важное влияние, возможно, оказал ряд споров об эволюции, о душе после смерти, о блаженном Августине Гиппонском, которые велись исключительно в “обращенной” части РПЦЗ между Братством Платины и греко-американским монастырем в Бостоне. Во всех этих спорах, по мнению настоящего автора, Платина была права в отношении Бостона. Но негативное впечатление, которое в результате сложилось у бостонских монахов Платины, привело их к заблуждению в одной спорной части, в которой Бостонский монастырь был прав – каноническом статусе мирового Православия и МП. Утверждая, что “суперкорректность» Бостонского монастыря ведет их к отказу от «царского пути» в отношении статуса мирового Православия, Платина решительно выступала на стороне либерального крыла РПЦЗ во главе с архиепископом Антонием и его обожествлением о. Дмитрия Дудко и других диссидентов.
Другим важным вопросом были отношения с Сербской Церковью. Сербы присоединились к ВСЦ в 1965 году, их экуменизм распространился на официальное признание каноничности Англиканской церкви, и они были так же полностью под каблуком коммунистов, как и МП. Несмотря на это, архиепископ Антоний продолжал служить с сербами, ссылаясь в свое оправдание на довоенное гостеприимство сербов к РПЦЗ.
В связи с этим, митрополит Филарет писал ему: «считаю своим долгом указать вам, владыка, что ваше утверждение о том, что мы должны благодарить Сербскую Церковь за ее обращение с нами, я полностью принимаю, но только в отношении ее прошлого – славного прошлого Сербской Церкви. Да, конечно, мы должны хранить имена их Святейшеств патриархов Димитрия и Варнавы в благодарной памяти за их драгоценную поддержку Зарубежной Церкви в то время, когда ей негде было преклонить голову».
«Нельзя отрицать, что Сербская Церковь заслуживает определенной чести за то, что она отказалась осудить нашу Зарубежную Церковь на парасинагоге в Москве в 1971 году, а также в более поздних случаях, когда Москва снова поднимала этот вопрос. Но тогда, с другой стороны, она действительно участвовала в вышеупомянутой парасинагоге, когда она избрала Пимена, и сербские иерархи не протестовали против этого абсолютно антиканонического избрания, когда был избран тот, кто уже был избран и назначен богоненавистническим режимом. Наш Собор 1971 года не признавал и не мог признавать Пимена, тогда как сербский патриархат признавал и признает его, обращаясь к нему, как к Патриарху, и находится с ним в полном общении. И тем самым он прямо противостоит нам, ибо мы все время пытаемся объяснить “свободному миру», что советский патриархат не является подлинным представителем и главой многострадальной русской церкви. Но сербская церковь признает ее таковой и тем самым совершает тяжкий грех против Русской Церкви и русского православного народа.
“Как тут можно говорить об особой благодарности к ней? О, если бы Сербская Церковь, признавая нашу праведность, так же прямо и открыто, смело признала неправедность Советов! Что ж, тогда нам действительно будет за что ее благодарить! Но теперь, протягивая нам одну руку, она протягивает другую нашим противникам, врагам Бога и Церкви. Если вам угодно, закрыв глаза на эту печальную действительность, благодарить сербов за такие их «подвиги», то это ваше дело, но я не участвую в этом выражении благодарности».
«Как опасны компромиссы в принципиальных вопросах! Они делают людей безсильными в защите истины. Почему сербский патриархат не может решиться разорвать связь с советской иерархией? Потому что он сам идет по тому же темному и опасному пути компромисса с богоненавистническими коммунистами. Правда, он не продвинулся по этому пути в той мере, в какой это сделала советская иерархия, и пытается проповедовать и защищать веру, но если оттенки и нюансы здесь совсем другие, то, в принципе, дело стоит на одном и том же уровне».
В 1979 году в ответ на ряд протестов о. Дмитрия Дудко против чрезмерной, по его мнению, строгости РПЦЗ по отношению к МП, архиепископ Женевский Антоний, нарушая правило митрополита Анастасия (и подтвержденное митрополитом Филаретом) в том, что члены РПЦЗ не должны иметь никаких контактов, “даже бытового характера”, с советским церковным духовенством, он писал Дудко: «спешу вас утешить, что та часть Русской Церкви, которая живет на свободе за пределами родины, никогда официально не считала Московский патриархат, признанный в СССР, безблагодатным … Мы никогда не осмеливались отрицать благодатную природу официальной Церкви, ибо считаем таинства, совершаемые ее духовенством, таинствами. Поэтому наши епископы приняли ваше духовенство в Зарубежную Церковь в сущем сане… С другой стороны, представители Катакомбной Церкви в России обвиняют нас в нежелании признавать Московский патриархат безблагодатным».
Однако в 1980 году отец Дмитрий был арестован, затем последовал арест его учеников — Виктора Капитанчука и Льва Регельсона. Затем Дудко выступил по советскому телевидению с отречением, в котором признался, что его “так называемая борьба с безбожием” на самом деле была “борьбой с советской властью”. Капитанчук и Регельсон признались в «преступных связях» с иностранными корреспондентами и смешении религиозной деятельности с политикой, а Капитанчук заявил, что «нанес ущерб Советскому государству, о чем я очень сожалею». Оба мужчины вовлекали других в свои «преступления».
Митрополит Филарет писал: «почему это бедствие постигло отца Димитрия Дудко? Предположим лучшее, не подозревая его в сознательном сотрудничестве с КГБ и предательстве своих убеждений, а просто отмечая печальный факт, что он не выдержал, но был сломлен, он капитулировал перед врагами Церкви. Почему? Казалось бы, он действительно проявил мужество и отвагу, и вдруг такой безславный конец. Почему?! Потому что его деятельность происходила вне истинной Церкви…»
«Что такое «советская церковь»? Отец архимандрит Константин часто и настойчиво говорил, что самое страшное, что сделала с Россией богоборческая власть, -это появление «советской церкви», которую большевики предложили народу как истинную Церковь, загнав настоящую Православную Церковь в катакомбы или концлагеря. Эта лжецерковь была дважды предана анафеме. Святейший Патриарх Тихон и Всероссийский Церковный Собор предали анафеме коммунистов и всех их соратников. Эта страшная анафема до сих пор не снята и сохраняет свою силу, так как может быть снята только всероссийским церковным собором, как канонически высшей церковной властью. И страшная вещь произошла в 1927 году, когда глава Церкви митрополит Сергий своим позорным вероотступническим заявлением подчинил Русскую Церковь большевикам и заявил, что сотрудничает с ними. В самом точном смысле исполнилось выражение молитвы перед исповедью: «под свою анафему падоша»! Ибо в 1918 году церковь предала анафеме всех соработников коммунизма, а в 1927 году она сама вступила в общество этих соработников и стала восхвалять красную богоборческую власть-восхвалять красного зверя, о котором говорит Апокалипсис. И это еще не все. Когда митрополит Сергий опубликовал свое преступное заявление, верные чада Церкви немедленно отделились от советской церкви, и была создана Катакомбная Церковь. А она в свою очередь предала анафеме официальную церковь за предательство Христа…»
И именно в этой самой церкви лукавнующих происходила деятельность отца Димитрия Дудко, который откровенно заявил в печати, что не собирается порывать с советской церковью, а останется в ней. Если бы его духовные глаза были открыты, и, если бы он увидел истинную природу официальной церкви, он, возможно, нашел бы в себе мужество сказать: я возненавидел церковь лукавнующих, и с нечестивыми не сяду, я порываю с обществом врагов Божиих и удаляюсь от советской церкви. Ведь тогда для нас он стал бы одним из наших, его мужество разрушило бы ту преграду, которая безповоротно стоит между нами в силу того, что Собор принял в качестве своего руководящего принципа завещание митрополита Анастасия. Ибо в этом завещании сказано, что мы не должны иметь никакого общения с Советами, не только никакого общения в молитве, но даже обычного общения в повседневной жизни. Вот, когда отец Димитрий откажется оставаться в советской лжецеркви и выйти из членства в ней, тогда этот барьер уже не будет распространяться на него”.
Митрополит Филарет оказался прав, хотя многие продолжали оправдывать Дудко и осуждали тех, кто “судил” его. Но речь шла не о “судействе” в смысле сурового личного осуждения, а о правильном различении границ Церкви и правильном отношении к тем, кто вне ее.
Уязвимость Дудко заключалась не столько в страхе перед физическими пытками, сколько в способности КГБ внушить ему чувство ложной вины, вины за то, что он объективно причинил вред советскому государству. Эта трагедия обнажила неизбежную дилемму, стоявшую перед всеми диссидентами: действия, направленные на восстановление свободы Церкви, были обязательно антисоветскими, поскольку советское государство и Православная Церковь представляли несовместимые цели и идеологии. Поэтому каждый убежденный борец за свободу Церкви рано или поздно должен был признать, что он работает против Советской власти если не физическими, то, во всяком случае, духовными средствами и что он должен работать вне политических и церковных институтов советской власти. Неудача инакомыслящих была естественным следствием отказа подчиниться повелению Апостола: «не склоняйтесь под чужое ярмо с неверными» (II Коринфянам 6.14). Они отказались подчиниться призыву Патриарха Тихона к верующим вообще не общаться с коммунистами, «извергами рода человеческого». Они пытались творить добро изнутри проклятого зла-пакта между митрополитом Сергием и коммунистами, который, по словам самиздатовского документа начала 1970-х годов, “связал Церковь по рукам и ногам, навязав ей верность не только государству, но главным образом коммунистической идеологии”.
Ломка Дудко вызвала неизбежный вопрос: в какой степени диссидентское движение было проникнуто КГБ? И еще более важный вопрос: в какой степени в РПЦЗ был внедрен КГБ? Такой вопрос особенно остро встал бы в 1990-е и 2000-е годы, когда РПЦЗ распалась на союз с МП, но инцидент 1979 года с участием мирянина РПЦЗ Марка Арндта, будущего архиепископа Берлинского РПЦЗ, показал, насколько актуальным этот вопрос был для церковной жизни уже в то время.
Марка арестовали в ленинградском аэропорту за ввоз антисоветских материалов, а затем отпустили. Бывший подполковник КГБ, ныне церковный иподиакон Константин Преображенский пишет:
«В 1979 году будущий архиепископ Марк [Берлинский] был арестован на Советской границе за ввоз антисоветской литературы. Никто не знает, какого числа. Также никто не знает, как долго Марк был задержан КГБ, на один день или несколько…»
«В то время Марк Арндт был активистом NTS, Народного профсоюза, который когда-то был воинственной антисоветской организацией, но затем был должным образом напичкан агентами КГБ».
«Некоторые русские эмигранты сегодня говорят: «А что, если КГБ просто напугает Марка, а потом отпустит его с Божьим благословением?»
«Уверяю вас как отставной подполковник КГБ этого быть не могло. Потому что ввоз антисоветской литературы подпадал под 70-ую статью УК РСФСР «антисоветская агитация и пропаганда». Она считалась особо опасным государственным преступлением и сулила немалый тюремный срок. Да и чем бы тогда чекисты, арестовавшие будущего Марка, отчитывались за свою работу? Тем, что отпустили? А где же конкретный результат, который так ценится в КГБ? Или, как говорят там, «сухой остаток»»?
«Да и никто бы не позволил его отпустить!»
«Ведь всякий иностранец, правдой или неправдой попавший в руки КГБ, считался лакомым жирным цыплёнком. Его можно было обменять на попавшегося советского разведчика, или использовать в коммунистической пропаганде».
«Такая поимка считалась большим успехом и сулила чекистам награды. А если отпустить, то и поощрений не будет. Да и ведь КГБ — военная система. Каждый шаг здесь надо согласовывать с десятком начальников».
«Чекисты могли его отпустить лишь в обмен на ещё большое поощрение. А его дают за вербовку иностранца. Она считается высшим достижением в работе чекиста. Его карьера идёт вверх. О том, как вербовать иностранцев, попавших под арест, учат в Минской школе КГБ».
«Сергей Григорьянц [основатель Гласности] сказал мне следующее: « … Тот факт, что КГБ отпустил Марка таким «гуманным» способом, показывает, что между ними, возможно, был заключен брак по любви» …»
«Есть агенты влияния, воздействующие на политику своей страны в выгодном для России духе. Но законов они, как правило, не нарушают».
«Если архиепископ Марк действительно агент КГБ, то он принадлежит именно к этой категории. Соответствует ли его деятельность внешнеполитическим целям путинской администрации? Безусловно, да. Она помогает подчинить Зарубежную Церковь Москве, чтобы взять под контроль русскую эмиграцию под контроль ФСБ [новое название КГБ] …»
Архиепископ Марк немедленно и резко ответил на обвинения Преображенского: «я никогда и нигде не был арестован и не буду комментировать всякую нелепость”.
Совсем недавно Преображенский вернулся к нападкам на архиепископа Марка, ссылаясь на свидетельство епископа Вернейского и Семиреченского Иринея Русской Истинно-Православной Церкви, который в 1990 году, будучи протоиереем Владимиром Клипенштейном, был назначен архиепископом Марком настоятелем храма святого Симеона Дивногорца в Дрездене. К своему удивлению, он обнаружил, что эта церковь раньше входила в состав МП, но в том же году правительство объединенной Германии решило вернуть все русские церкви в РПЦЗ и было готово в случае необходимости принудить к исполнению этого решения силой. О. Владимир радостно позвонил архиепископу Марку, чтобы сообщить ему об этом, но получил неожиданный ответ:
“Я готов повеситься из-за твоих действий!”
“Но где же мне тогда служить?” — удивленно сказал отец Владимир.
«Снимай квартиру и служи дома!» — крикнул архиепископ Марк.
«Странно: ведь это он назначил настоятелем храма отца Владимира, а теперь не позволяет ему в нем служить! Где в этом была логика?»
Позже отец Владимир узнал, что за десять лет до того, как РПЦЗ была поглощена МП, архиепископ Марк служил со своим Патриаршим “двойником”, архиепископом Берлинским и германским Феофаном.
Более того, хотя он посещал Дрезденский приход и служил с его Патриаршим настоятелем о. Георгием Давыдовым, он никогда не забирал у него церковь. Потом отец Владимир узнал от немецкой контрразведки, что все Патриаршие священники в Германии-агенты КГБ!
Расспросы отца Владимира были крайне неприятны архиепископу Марку, который отозвал его в свой монастырь Святого Иова в Мюнхене, а затем сказал ему, что он не будет служить в Германии, после чего он вернулся на родину.
«Епископ Ириней в разговоре со мной отметил, что если бы в то время, в 1999 году, работа Марка над кадрами в пользу Москвы получила широкую известность, это вызвало бы такой скандал, что прошлогоднее «объединение церквей» не могло бы состояться. Тем более что в то время лидером Зарубежной Церкви был Митрополит Виталий, известный своим категорическим неприятием большевиков, чекистов и «Советского патриархата».
«Я убежден, что именно Марк возглавил заговор с целью смещения Митрополита Виталия в 2000 году», — отметил епископ Ириней”.
11/24 декабря 2020 года.
Оставить комментарий
Вы должны быть авторизованы для комментирования.