ПАТРИАРХ И КОМИССАРЫ

Ниже представлены две главы из книги Владимира Мосса «ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ НА ПЕРЕПУТЬЕ (1917—1999)«.

Патриарх и комиссары.

  Могучий дух Московского Собора продолжал проявляться в заявлениях патриарха, когда Церковь вступила во второй год советской власти. В своем послании Совету Народных Комиссаров по случаю первой годовщины октябрьской революции он писал:

«…К вам, употребляющим власть на преследование ближних и истребление невинных, простираем Мы Наше слово увещания: отпразднуйте годовщину вашего пребывания у власти освобождением заключенных, прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры; обратитесь не к разрушению, а к устроению порядка и законности, дайте народу желанный и заслуженный им отдых от междоусобной брани, а иначе взыщется от вас всякая кровь праведная, вами проливаемая (Лк. 11:50), и от меча погибнете сами вы, взявшие меч (Мф. 26:52)» (42).

  Ввиду такого враждебного отношения к советской власти, вполне логично было бы ожидать от патриарха благословения усилий белых армий освободить Россию от большевицкой тирании. Однако, он не сделал этого (43)и в октябре 1919 г. велел духовенству стоять в стороне от политики и повиноваться советским властям в той
степени, в какой их требования не «противны вере и благочестию». В самом деле, после осуждения им и Собором предательского Брестского мира в марте 1918 г., патриарх никогда больше не сделал ничего такого, что можно было бы расценить как политическое выступление или вмешательство в политическую жизнь страны.

  Причину этого следует усматривать в последних решениях Собора от 2/15 августа 1918 г., подтвердивших отказ Церкви от вмешательства в политику. Каждый член Церкви свободен участвовать в политической деятельности сообразно велению своей христианской совести. Но никто не имеет права принуждать церковными мерами (все равно, прямыми или косвенными) другого члена Церкви примыкать к какому-либо политическому направлению. Как подчеркивает Николай Зернов, «патриарх, епископы и мiряне могли иметь собственные политические мнения и симпатии, но никто из них не был вправе связывать Церковь как организацию с какой бы то ни было политической партией или системой» (44).

  Разумеется, это постановление не противоречит ни антибольшевицкой анафеме января 1918 г., ни любым последующим мерам, предпринятым для защиты Церкви. Постановление диктовалось тем простым фактом, что епархии Русской Церкви теперь, по существу, находились в нескольких различных государствах: и в Советской России, и на территории России, занятой белыми, и на территории, относившейся к немецкой сфере влияния. Православное учение проповедует послушание любой законной власти; Церковь этим постановлением, в сущности, узаконивала право своих членов занимать, допустим, антисоветскую политическую позицию на территориях, занятых белыми, но не оказывать прямого сопротивления советским властям (Аналогичная ситуация возникла во время русско-японской войны1904–1905 гг., когда православный архиепископ Японии Николай /Касаткин рекомендовал японским православным священникам в пределах своей епархии молиться о победе японской армии, хотя он, будучи русским, сам лично не мог этого делать).
Другой причиной, по которой патриарх не благословил белогвардейцев, могло быть пророческое предчувствие их поражения. Ибо, как сказал о белых один святой старец, «дух не тот». Слишком многие белые вожди имели целью не восстановление Святой Руси, а возвращение своих поместий, или созыв Учредительного Собрания, или еще что-нибудь не духовное.

  В 1922 г. митрополит Киевский Антоний (Храповицкий) подтвердил этот вердикт: «Кто же будет отрицать, что февральская революция была столь же богоборческой, сколько и противомонархической? Кто может осуждать большевицкое движение и в то же время одобрять Временное правительство?

  К сожалению, благороднейший и благочестивейший вождь той армии слушал тех негодных и чуждых России советников, которые сидели в его особом совещании и погубили дело. Русскому народу, настоящему народу, верующему и подвизающемуся, ему голой формулы — единая и неделимая Россия — не надо. Ему не надо России не то христианской, не то безверной, не то царской, не то господской (как он всегда будет понимать республику); ему нужно сочетание трех дорогих слов — за Веру, Царя и Отечество. Более всего ему нужно первое слово, как руководящее всею государственною жизнью; второе слово ему нужно, как ограждение и охранение первого, а третье — как носительница первых слов, и только» (45).

  Так, одним из главных последствий свержения Царя явилось то, что Церковь, не находя реальной поддержки своих целей ни в одной из пост-имперских политических партий или движений, почувствовала, что не может благословить антибольшевицкие силы. Не то чтобы Церковь не содействовала отвержению большевицкой системы; она считала своим долгом выразить свое неприятие этой системы, основанной на философской теории диалектического материализма и нападавшей на Христа и Православную веру. Но антибольшевизм сам по себе еще не является положительным идеалом; и лишь то, что является подлинно положительным и духовным, может привлечь благословение Божие и Его Церкви.

  Таким образом, не было противоречия между политически нейтральным августовским постановлением Собора и антисоветским октябрьским посланием патриарха. Тем не менее, поскольку в первом не было сказано прямо об антихристианской природе большевизма, то в оборонительном укреплении Церкви образовалась брешь, которой тут же воспользовались ее враги, как в политических, так и в клерикальных кругах. Поэтому антисоветские заявления патриарха были истолкованы как политиканство, а его отказ благословить белые армии — как благословение советского государства. На самом деле ни Собор, ни патриарх (в своих подлинных заявлениях, в отличие от фальшивки, опубликованной в 1925 г. после его смерти) никогда не благословляли и не признавали законной советскую власть, что явилось основной причиной того, почему советская власть никогда не признавала законной Церковь, пока Церковь пребывала верной постановлениям Собора. И даже если одно из более поздних заявлений патриарха, его «раскаяние» 1923 г., сделанное под сильнейшим давлением, можно расценить как косвенное признание советского государства, то все равное его нельзя считать имеющим обязательное значение для верующих, ибо, согласно учению Православной Церкви, ни один человек, хотя бы и самый выдающийся, не может считаться непогрешимым.

  Для тех, кого Собор и патриарх не могут убедить, существует еще более красноречивое свидетельство антихристианской сущности большевизма: антицерковный террор во время гражданской войны и сразу же после нее. Одни материальные потери Церкви были чудовищны. Так, к началу 1921 г., согласно данным Большакова, из 1026 монастырей 637 были ликвидированы. Но людские потери ошеломляют еще более. Только в 1918–1919 гг., согласно данным Эрмхарта, были убиты 28 епископов и 1414 священников; а концу 1922 г., согласно данным Шумилина, были казнены два миллиона мiрян (46). В одном только Петрограде было расстреляно 550 человек духовенства и монашествующих всякого чина за период с 1917 по 1922 г. (47).

  Эти цифры подтверждают истинность утверждения Владимiра Русака о том, что отношение большевиков к Церкви не зависело от законодательства. «Насилие, штыки и пули — таковы были инструменты «идеологической» борьбы большевиков с Церковью» (48) .

  В то же самое время, Ленин считал ислам своим союзником в распространении мiровой революции в странах Востока и не преследовал католиков и протестантов (49).

42 ГУБОНИН, Акты… 151–153.
43 Но, по замечанию о. Стефана Красовицкого, Патриарх, хотя и не благословил
Добровольческую Армию Деникина на Юге России, послал свое благословение
адмиралу Колчаку в Сибирь. См.: Священник СТЕФАН КРАСОВИЦКИЙ, Ответ апологету
коммунистической идеологии // Православная Русь. № 1553 (15/28 февраля 1996) 15.
44 ZERNOV, The 1917 Council… 19.
45 Церковность или политика?… 4
46 A. GUSTAVSON, The Catacomb Church (Jordanville, 1960) 19.
47 А. ЛАТЫШЕВ, Провести беспощадный массовый террор против попов // Аргументы
и факты. № 26 (1996).
48 Протодиакон ВЛАДИМIР РУСАК, Свидетельство обвинения (Джорданвилль–Нью-
Йорк: Свято-Троицкий монастырь, 1986) 19.
49 См.: ЛАТЫШЕВ, Провести беспощадный массовый террор…

Церковь и голод в Поволжье

  И все же прямая физическая атака на Церковь не удалась, и после упразднения всякой вооруженной и политической оппозиции Компартии после Гражданской войны Церковь осталась единственной значимой антикоммунистической силой в стране. Вследствие этого большевики были вынуждены вести борьбу гораздо более глубокого идеологического содержания и, даже больше того, более научную, чем прежде.

Так, уже в декабре 1920 г. Т. Самсонов, глава секретного отдела ЧК, предтечи КГБ, писал Дзержинскому: «Коммунизм и религия взаимно исключают друг друга… Никакими средствами, кроме этого (ЧК. — В. М.), религию не разрушить. В своих планах деморализации церкви ЧК недавно сфокусировало свое внимание на рядовом священстве. Только через них, посредством долгой, интенсивной и кропотливой работы, мы сможем совершенно подорвать и разоружить церковь» (50). В том же месяце Дзержинский писал Лацису: «Мое мнение таково, что церковь распадается, и мы должны помочь этому процессу, но мы никоим образом не должны восстанавливать ее в обновленческом виде. Вот почему церковной политикой разъединения должна заниматься ЧК и никто иной. Официальные и полуофициальные отношения партии с попами нежелательны. Мы рассчитываем на коммунизм, а не на религию. Этот маневр может осуществляться только ЧК с единственной целью деморализации попов» (51).

  На майском съезде партии в 1921 г. Ленин поддержал резолюцию, призывавшую к замене религиозного мiровоззрения «гармоничной коммунистической научной системой, охватывающей и отвечающей на вопросы, на которые крестьянские и рабочие массы тщетно искали ответы в религии». Результатом была приостановка работы существовавших до того времени «дилетантских» антирелигиозных комиссий (выражение Ленина) и их замена Комиссией по отделению Церкви от государства при Политбюро, проработавшей под руководством еврея Емельяна Ярославского до 1929 г., очевидной целью которой было уничтожение всякой религии. Важность этой Комиссии в глазах большевиков наглядно иллюстрировалась крайней степенью секретности, окутывавшей ее протоколы, а также активным в ней участием в то или иное время всех высших партийных лидеров. Стратегия Комиссии непосредственно определялась сначала Лениным, а затем Сталиным (52).

  Важным аспектом этой стратегии была тактика «разделяй и властвуй». Ибо, хотя физические методы воздействия и продолжали применяться, большевики сознавали, что такой грозный враг, как Церковь, неодолим одними физическими атаками, и что нужны более тонкие методы, включая вербовку агентов из числа духовенства и создание расколов в церковной среде. Так, уже в 1921 г., как видно из протоколов секретного отдела ЧК, Троцкий обсуждал вопрос вербовки духовенства за деньги, чтобы оно доносило на себя и других церковников и предотвращало антибольшевицкую агитацию относительно, например, закрытия монастырей (53).

  Однако, первую возможность нанести серьезный ущерб Церкви предоставил большевикам голод 1921–22 гг. в Поволжье. «В конце гражданской войны, — пишет Солженицын, — как ее естественное последствие, разразился небывалый голод в Поволжье… В. Г. Короленко в «Письмах к Луначарскому» объясняет нам повальное выголаживание и обнищание страны: это — от падения всякой производительности (трудовые руки заняты оружием) и от падения крестьянского доверия и надежды хоть малую долю урожая оставить себе. Да когда-нибудь кто-нибудь подсчитает и те многомесячные многовагонные продовольственные поставки по Брестскому миру — из России, лишившейся языка протеста, и даже из областей будущего голода — в кайзеровскую Германию, довоевывающую на Западе.

  Прямая и короткая причинная цепочка: потому поволжане ели своих детей, что большевики захватили силою власть и вызвали гражданскую войну.

  Но гениальность политика в том, чтоб извлечь успех и из народной беды. Это озарением приходит — ведь три шара ложатся в лузы одним ударом: пусть попы и накормят теперь Поволжье! ведь они — христиане, они — добренькие!

1) Откажут — и весь голод переложим на них, и церковь разгромим;
2) согласятся — выметем храмы;
3) и во всех случаях пополним валютный запас.

  Да вероятно догадка была навеяна действиями самой Церкви. Как показывает патриарх Тихон, еще в августе 1921 г., в начале голода, Церковь создала епархиальные и всероссийские комитеты для помощи голодающим, начали сбор денег. Но допустить прямую помощь от Церкви и голодающему в рот значило подорвать диктатуру пролетариата. Комитеты запретили, а деньги отобрали в казну. Патриарх обращался за помощью и к папе Римскому, и к архиепископу Кентерберийскому, — но и тут оборвали его, разъяснив, что вести переговоры с иностранцами уполномочена только советская власть. Да и не из чего раздувать тревогу: писали газеты, что власть имеет все средства справиться с голодом и сама.

  А на Поволжье ели траву, подметки и грызли дверные косяки. И наконец в декабре 1921 Помгол (государственный комитет помощи голодающим) предложил Церкви: пожертвовать для голодающих церковные ценности — не все, но не имеющие богослужебного канонического употребления. Патриарх согласился, Помгол составил инструкцию: все пожертвования — только добровольно! 19 февраля 1922 патриарх
выпустил послание: разрешить приходским советам жертвовать предметы, не имеющие богослужебного значения.

  И так все опять могло распылиться в компромиссе, обволакивающем пролетарскую волю.

  Мысль — удар молнии! Мысль — декрет! Декрет ВЦИК 26 февраля: изъять из храмов
все ценности — для голодающих!» (54).

  Этот декрет аннулировал добровольный характер пожертвований и ставил духовенство в положение соучастников святотатства.

  С целью разрешить недоумения верных, 28 февраля патриарх издал следующий указ: «Мы допустили, ввиду чрезвычайно тяжких обстоятельств, возможность пожертвования церковных предметов, не освященных и не имеющих богослужебного употребления. Мы призываем верующих чад Церкви и ныне к таковым пожертвованиям, лишь одного желая, чтобы эти пожертвования были откликом любящего сердца на нужды ближнего, лишь бы они действительно оказывали реальную помощь страждущим братьям нашим. Но Мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается Ею как святотатство — мiряне отлучением от Нее, священнослужители — извержением из сана (73-е правило Апостольское, 10-е правило Двукратного Собора)» (55).

  Хотя патриарх и не пошел на все требования большевиков, этот указ, тем не менее, означал первую большую уступку, сделанную Церковью советской власти. И не кто иной, как святой старец Нектарий Оптинский сказал об этом: «Смотрите, патриарх дал приказ отдать из церквей все ценности, но ведь они принадлежат Церкви!» (56).Как мы увидим, это привело не только к разграблению церквей и смерти многих священнослужителей и мiрян, но также, косвенно, и к возникновению обновленческого раскола.

  Под руководством Троцкого, но с одобрения всего Политбюро (Ленин, Молотов, Каменев и Сталин), большевики приступили к действию. В начале марта Троцкий сформировал «совершенно секретную» комиссию по руководству изъятием. 11 марта он писал членам Политбюро: «Эта комиссия должна в секретном порядке подготовить одновременно политическую, организационную и техническую сторону дела. Фактическое изъятие должно уже начаться с марта месяца и затем закончиться в кратчайший срок… Повторяю: комиссия эта — совершенно секретная. Формально изъятие в Москве будет проходить по прямым указаниям Центрального комитета Помгола… Наша стратегия в целом должна преследовать цель раскола в духовенстве по конкретному вопросу изъятия ценностей из церквей. Поскольку вопрос это — жгучий, то и раскол на этом основании может и должен получить весьма острый характер, и та часть духовенства, которая поддержит изъятие и поможет ему, больше не сможет вернуться в клику патриарха Тихона. Поэтому я предлагаю, чтобы блок, составленный из этой части духовенства, был временно принят в Помгол, особенно поскольку необходимо устранить всякое подозрение и сомнение в отношении того, что изъятие ценностей из церквей пойдет на нужды голодающих» (57).

  13 марта предложение Троцкого было принято; и более того, как пишет Григорий Равич, «было предписано действовать с максимальной жестокостью, не останавливаясь ни перед чем, включая казни на месте (то есть, без суда и следствия) , вызов в случае необходимости особых (читай — карательных) частей красной армии, разгон и расстрел демонстраций, допросы с применением пыток и т. д. В состав комиссии, которая буквально ураганом пронеслась по России, сметая (лучше сказать — выметая) все на своем пути, вошли, кроме Троцкого, Сапронов, Уншлихт, Медведь, Самойлов-Землячка» (58).

  Вскоре начались столкновения с верующими, сопротивлявшимися конфискации церковных ценностей. О 1414 случаях таких столкновений было сообщено в официальной прессе. Первая стычка произошла в городе Шуя 15 марта. Пять христиан были убиты и пятнадцать ранены, в результате чего открылся процесс, на котором два священника и мiрянин были осуждены и казнены. В 1921–1923 гг. 2691 человек белого духовенства, 1962 монаха, 3447 монахинь и неизвестное число мiрян были убиты под предлогом сопротивления разграблению церковных ценностей по всей стране (59).

  19 марта, по случаю беспорядков в Шуе, Ленин послал в Политбюро длинное письмо с пометкой «Строго секретно. Копий не снимать»:

  «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо, во всяком случае, будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно тех, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету.

  Нам во что бы то не стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей. Без этого никакая государственная работа вообще и никакое отстаивание своей позиции в Генуе в особенности
совершенно немыслимы.

  Сейчас победа над реакционным духовенством обеспечена полностью. Мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше» (60).

  Относительно патриарха, однако, Ленин сказал: «Я думаю, нам целесообразно не трогать самого патриарха Тихона, хотя он несомненно возглавляет весь этот рабовладельческий бунт. Касательно его следует дать секретную директиву ГПУ, чтобы все связи этой личности были тщательно и скрупулезно отслежены и выявлены, особенно в настоящий момент…»

  Ленин хотел, чтобы во главе антицерковной кампании стоял Троцкий; «но ему не следует никогда и ни при каких обстоятельствах высказываться (на эту тему. — В. М.) в печати или перед публикой или любым иным образом». Возможно, это предписывалось, как предполагает Ричард Пайпс, «с целью избежать слухов, будто кампания была еврейским заговором против христианства» (61), поскольку Троцкий был евреем.

  Троцкий, вдобавок к тому, что стоял во главе секретной комиссии по изъятию ценностей, возглавлял еще и комиссию по их реализации. И в своей записке от 23 марта, представленной на сессию этой комиссии, он писал: «Для нас важнее выручить пятьдесят миллионов в 1922–23 гг. за определенную массу ценностей, чем надеяться на семьдесят пять миллионов в 1923–24. Успех пролетарской революции только в одной из крупных стран Европы положит конец спросу на ценности… Вывод: мы должны торопиться сколько возможно…» (62) .

  Если основной целью большевиков были деньги для их чисто политических целей, тогда они проиграли самым жалким образом — цена конфискованных церковных ценностей составила всего около полутора миллионов долларов (63), тогда как Бухарин признавал, что на пропаганду во время голода в Поволжье они затратили около 14 миллионов долларов. И во всяком случае, большевики уже имели в своих руках бриллианты короны Российской Империи стоимостью в миллиард рублей золотом и бриллианты из кремлевского музея стоимостью в триста миллионов золотых рублей — гораздо больше рыночной стоимости церковных ценностей (64). Но даже если их основным мотивом было на самом деле стремление разрушить Церковь, то и тогда они проиграли: Церковь стала духовно даже сильнее, пройдя через это огненное искушение.

  Однако, это дало счастливый шанс внутренним врагам Церкви — еретикам обновленцам.

50 Цит. по: E. RADZINSKY, Stalin (New York: Doubleday, 1996) 244.
51 Цит. по: Прот. ВЛАДИСЛАВ ЦЫПИН, Обновленчество. Раскол и его предыстория //
Православная беседа. № 3 (1994) 31.
52 См.: С. САВЕЛЬЕВ, Бог и комиссары // Религия и демократия / Изд. А. Р.
БЕССМЕРТНЫЙ, С. Б. ФИЛАТОВ (М.: Прогресс, 1993) 164–216.
53 Н. А., Не бо врагом Твоим тайну повем // Вестник Германской Епархии Русской
Православной Церкви Заграницей. № 1 ( 1992) 17. Ср.: ГРАББЕ, Русская Церковь
перед лицом господствующего зла (Джорданвилль, 1991) 42.
54 А. СОЛЖЕНИЦЫН, Архипелаг ГУЛАГ (М.: Советский писатель, 1989) Т. 1. 337–339.
55 Цит. по: Мученики Шуйские // Вестник Русского Христианского Движения 170
(1994) 182.
56 Matushka EVGENIA RYMARENKO, Remеmbrances of Optina Staretz Hieroschemamonk
Nektary // Orthodox Life. Vol. 36, № 3 (May–June 1986) 39.
57 Н. А., Не бо врагом Твоим тайну повем… 184–185. См. также: Г. РАВИЧ,
Ограбленный Христос, или Бриллианты для диктатуры пролетариата // Час Пик. № 18
(1991) 24.
58 РАВИЧ, Ограбленный Христос… 24–25.
59 Там же. 26. По другим данным, антицерковная кампания стоила жизни 28-ми
епископам и 1215-ти священникам, — всего было убито более 8000 человек по всей
России. См.: PIPES, Russia under the Bolshevik Regime… 355.
60 В. И. ЛЕНИН, Полное Собрание сочинений. Т. 45. 666. Цит. по: Вестник Русского
Христианского Движения. № 94 (1990) 54–60. См. также: РЕГЕЛЬСОН, Трагедия
Русской Церкви… 314.
61 PIPES, Russia under the Bolshevik Regime… 155. Эта же точка зрения изложена в: Д.
ВОЛКОГОНОВ, Триумф и трагедия (М.: Новости, 1989) Кн. 2, ч. 1. 380.
62 Мученики Шуйские… 190.
63 По другим данным, между 4 и 10 миллионами долларов. См.: PIPES, Russia under
the Bolshevik Regime… 355.
64 Ibid. 355.