ГОГ И МАГОГ, ПУТИН И ДУГИН

Война между Израилем и ХАМАС и тот факт, что ХАМАС поддерживают иранцы, которые вполне могут вступить в войну против Израиля на стороне ХАМАС, напоминают об одном из самых ярких отрывков пророчества Ветхого Завета, главах 38 и 39 пророка Иезекииля. В этом пророчестве коалиция народов под названием “Гог и Магог”, в которую входят “принц Рош” и Иран (Персия), вторгается в Израиль и разрушает его, прежде чем сама будет уничтожена “на горах Израиля”. После битвы требуется семь лет, чтобы устранить разрушения, вызванные этой катастрофой…

Протестанты уже давно проявляют живой интерес к этому пророчеству и предполагают, среди прочего, что “князь Роша” — это Россия. Православные христиане, как правило, держались подальше от этого пророчества — мы можем подозревать, возможно, несправедливо, потому что оно представляет такой интерес для протестантов! Ибо предполагалось (хотя и без особых доказательств), что протестантская интерпретация должна быть неверной. Одним из таких православных критиков является Александр Дугин, московский философ, известный некоторым как “путинский Распутин”, который видит в этом пример американского ложного эсхатологизма. Цель этой статьи — изучить аргумент Дугина и выяснить, есть ли в нем какая-либо правдоподобность с православной точки зрения, можно ли действительно рассматривать пророчество как предсказание грядущей войны между Израилем и российско-иранской коалицией, и может ли «князь Роша» на самом деле быть хозяином и покровителем Дугина, Владимиром Путиным (или его преемником).

Следует с самого начала отметить, что, хотя Путин предоставил Дугину широкие возможности для пропаганды своих идей как внутри страны, так и за рубежом, и, похоже, находился под их влиянием в своих заявлениях, он никогда официально не отождествлял идеи Дугина со своими собственными. Возможно, потому что, если бы он это сделал, мир бы по-настоящему ужаснулся… Даже больше, чем сейчас…

Как при жизни Распутина было трудно определить, кем именно он был, так и Дугина трудно определить и классифицировать. Профессор социологии и геополитики МГУ, он оказал влияние и в свое время был союзником практически всех основных политических движений в России. Его связывали с крайне правыми и крайне левыми, с фашизмом и с коммунизмом, с православием и с язычеством, а чаще всего — с евразийством. В чем его никогда не обвинишь, так это в либерализме, а в стране, где «экстремизм» является преступлением, можно быть уверенным в одном: Дугин — экстремист (хотя сам он называет себя «радикальным центристом»)…

Однако он не глупый экстремист, а лишь иногда грубый. Когда он однажды появился на телеэкранах Восточной Украины, разжигая сепаратистов и говоря: «Путин — это ВСЕ! [или «все»]», можно было бы подумать, что мы имеем дело с сумасшедшим, от которого можно отмахнуться как от ничего не значащего. Но это было бы ошибкой, и, судя по количеству научных статей, вышедших в последние годы и пытающихся обобщить его весьма обширное и сложное мировоззрение, комментаторы во всем мире пришли к выводу, что для того, чтобы понять Путина, нужно понять его Распутина — Александра Дугина.

Один из подходов к загадке Дугина заключается в обсуждении его малоизвестной “эсхатологической экклезиологии” и, в частности, его понимания роли Православной церкви и России в последние времена. В 1999 году Дугин стал старообрядцем; в настоящее время он является официальным членом Московского патриаршего прихода, использующего «Старый обряд» в Михайловой Слободе Московской области. Очевидно, что старообрядческое понимание русской и мировой истории оказало глубокое влияние на его мышление. Действительно, автор этой статьи зашел бы так далеко, что сказал бы, что более плодотворно и точно рассматривать его мысль как продукт своего рода модернизированного старого ритуализма, чем как разновидность политики правого или левого толка.

Отсюда следует, что для противодействия его несомненно пагубному влиянию на современную русскую мысль необходимо прояснить его эсхатологизм и подвергнуть его критике на основе учения Православной церкви.

*

В своей книге “Абсолютная Родина” Дугин делит церковную историю на три фазы: доконстантиновскую фазу (до Миланского эдикта в 312 году), византийскую фазу (до падения Константинополя в 1453 году), которая, согласно Дугину, является «тысячелетним царствованием Христа», упомянутым в Откровении 20, и современная, поствизантийская фаза. По сути, третья, современная фаза церковной истории, наступающая после “тысячелетнего царствования Христа”, — это царствование Антихриста…

На втором, византийском этапе церковной истории, по словам Дугина, существовали почти идеальные отношения между Церковью и государством, которые делали возможным максимальное число обращенных в веру и сохранение истинно христианской жизни как в общественной, так и в частной сферах. Правда, Западная церковь Старого Рима отпала в 1054 году, став впоследствии колыбелью антихристианской цивилизации Запада. Но на Востоке сохранялось истинное благочестие, и византийские императоры, выступавшие в качестве “удерживающих” св. Пророчество Павла (II Фессалоникийцам 2.7) сдерживали появление Антихриста.

Однако в 1453 году пала Византийская империя, после чего не стало “сдерживающего фактора” и должен был появиться Антихрист. Но затем, по великой милости Божией, своего рода “бабье лето” истинно православной государственности, “Третий Рим” Москвы продлил “тысячелетнее царствование Христа” до современного периода. Но лишь на короткое время – если быть точным, до 1656 года, когда патриарх Московский Никон ввел Новый обряд в русскую церковную жизнь. Чуть позже, на соборе 1666-67 годов, Старый обряд был предан анафеме. Спустя полтора столетия после этого Петр Великий упразднил патриархат и дал волю западным антихристианским влияниям в России.

Будучи старообрядцем, Дугин не видит ничего хорошего в петербургском периоде российской истории, начатом Петром. Для него это период «лаодикийской церкви», которая ни горяча, ни холодна, но тепловата. Правда, вспышки «филадельфийского» благочестия есть и здесь — особенно среди старообрядцев. И даже в официальной РПЦ есть «понимание необходимости дать дальнейший богословско-экклезиологический ответ на все возрастающее могущество антихриста, на его проникновение вглубь социальной и природной действительности» (с. 517). Однако, будучи старообрядцем, Дугин в глубине души остается противником официальной церкви петербургского периода, не признавая того поразительного факта, что в петербургский период записано гораздо больше святых, чем в московский, что петербургская империя, при всем ее западном характере, была не менее известна, чем московская. Петербургская империя, при всех ее вестернизаторских тенденциях, несла свет Православия многим новым народам и защищала все огромное православное содружество, и что великая слава ХХ века — сонм святых новомучеников и исповедников советского ига — во многом плод Петербургской империи и Церкви.

Отношение Дугина к советской эпохе неоднозначно.

С одной стороны, он не отрицает ужасов гонений и попыток уничтожить последние остатки православной веры и благочестия. С другой стороны, резко контрастируя с эсхатологией Истинно-Православной Церкви, он не рассматривает революцию 1917 года как начало последних дней в связи с устранением «удерживающего» и появлением «коллективного антихриста» (хотя этот термин имеет старообрядческое происхождение). Революция представляется ему меньшей трагедией, чем дата, содержащая роковые цифры «666» — начало старообрядческого раскола в 1666 году. Более того, в периоде после 1917 года он видит и положительные моменты — особенно потому, что в 1971 году Московский Патриархат (а в 1974 году — Русская Зарубежная Церковь) снял анафемы на старообрядчество.

В целом Дугин пытается сгладить огромные различия между православной царской и антихристианской советской «реальностью». Так, он обнаруживает сходные положительные черты в дореволюционных славянофилах и их последователях, с одной стороны, и в революционных эсерах, евразийцах и национал-большевиках, с другой. То, что славянофилы были верными подданными православного царя, а евразийцы и национал-большевики — антиправославных большевиков, не кажется важным различием в глазах Дугина, который, несмотря на признание важнейшей роли «усмирителя» в христианской истории, не проявлял рвения к современному монархизму, но в разное время принадлежал к КПСС, нацболам и евразийцам (особенно к последним, своим самым постоянным единомышленникам)… Что касается самой советской власти, то Дугин признает, что «она свергла монархию и поставила Церковь практически вне закона». Но здесь опять возникает сложная и часто недоступная скромному человеческому рассудку идея — что большевики на светском уровне и с использованием глубоко чуждых русскому народу лозунгов, установили в крайней форме резко антизападный строй, и противоречие между Восточной Римской империей и Западом с новой силой вспыхнуло в противостоянии социализма и капитализма. С одной стороны, большевики были еще хуже Романовых, поскольку атеизм, механицизм, материализм и дарвинизм гораздо дальше от истины, чем пусть и изуродованное православие. С другой стороны, даже через большевиков действовала странная сила, удивительно напоминающая в некоторых аспектах царствование Ивана Грозного, опричнину и возврат к архаичным народно-религиозным элементам» (с. 517).

Очевидно, что Дугин положительно относится к этой «странной власти» Советов. Он даже, похоже, видит в ней объединяющую тему российской истории. Здесь мы подходим к сути дугинского понимания русской истории: настоящий перелом в ней произошел не в 1917 году, а на два с половиной века раньше, и «Восточная Римская империя» не только не закончилась в 1917 году, но каким-то таинственным образом продолжала существовать при советской власти, продолжала служить Богу и Истинной Церкви, противостоя реальному антихристу — американской власти.

Что касается Церкви, то в то время как Дугин мягко бьет по костяшкам пальцев советских патриархов, начиная с Сергия (Страгородского), за то, что они поставили Православную Церковь в подчинение советской власти, этот поступок он считает не хуже «полного духовного конформизма» иерархов, осудивших старообрядчество в 1666-67 годах (с. 518). Отпустив официальной (сергианской) РПЦ все смертные грехи, Дугин считает, что Истинная, Филадельфийская Церковь будущего должна объединить в себе официальную Церковь, старообрядцев и Русскую Зарубежную Церковь (это было до передачи Зарубежной Церкви Москве в 2007 году): «Сами по себе три основных течения в современном русском православии… недостаточны, но они несут в себе отдельные аспекты экклезиологической истины. У старообрядцев правильная оценка раскола. У РПЦ — факт наличия русского патриархата, иерархическая полноценность и национальная солидарность с судьбами Российского государства любой ценой. У «зарубежников» — акцент на роли монархии как «удерживающей»». (p. 519).

И вот, спустя 560 лет после окончания предполагаемого «тысячелетнего царствования Христа», Дугин считает, что все эти элементы, оставшиеся от апостасийного советского прошлого, «несмотря ни на что остались верны Истинной Церкви и Истинному Царству, Последнему Царству непобедимой, несокрушимой Святой Руси» (с. 521) — и все это под руководством агента КГБ, который «все», В.В. Путина!

Очевидно, что «эсхатологическая экклезиология» Дугина изобилует противоречиями. Его общая идея, взятая на вооружение Путиным и, похоже, ставшая своего рода «ортодоксией» среди российских политических комментаторов и аналитиков, состоит в том, что нынешнее государство Российская Федерация легитимируется и укрепляется благодаря объединению в себе всего лучшего, что было в истории России до и после революции, кроме Истинно-Православной или Катакомбной Церкви, Церкви Святых Новомучеников и Исповедников. Путин, следуя общей концепции Дугина в секуляризованной форме, видит себя наследником и русских царей, и советских комиссаров. Он — «все для всех»: православный с православными, националист с националистами, сталинист со сталинистами, демократ с демократами.

Однако к этому утверждению необходимо сделать важную оговорку. Ни Путин, ни Дугин не являются либеральными демократами. Путин называет свою демократию «суверенной демократией» (это слово принадлежит Владиславу Суркову) — то есть демократией, контролируемой и ограничиваемой сувереном, то есть самим собой; Дугин же верит в некую стихийную, «органическую» демократию, которая, возможно, имеет некоторые корни в «теократической демократии» старообрядческих жреческих общин, но вполне совместима с тоталитарной формой правления. Ведь, как пишет Ларюэль, «такая демократия выражалась бы как в политическом единодушии, так и в возвращении к «естественной иерархии» социальных каст, а также в (профессиональной, региональной или конфессиональной) корпорации, не оставляющей места для личности вне коллектива».

В «Абсолютной Родине» Дугин выражает настолько сильную ненависть к Америке, что это свидетельствует о том, что, хотя он, как и большинство его соотечественников, возможно, и отказался от идеологии советской эпохи, он отнюдь не изгнал из себя ее правящий дух, ее ненависть к коллективному врагу.

Как он пишет: «Тревожная и зловещая страна по ту сторону океана. Без истории, без предания, без корней. Искуственная, агрессивная, навязчивая реальность, начисто лишенная духа, сосредоточенная лишь на материальном мире и технической эффективности, холодная, безразличная, сияющая неоном реклам, бессмысленной роскошью; оттененная патологической нищетой, генетическим вырождением, разрывом всех и всяческих связей между людьми, вещами, природой и культурой. Результат чистого эксперимента европейских рационалистических утопистов».

«Она утверждает сегодня свое планетарное господство, триумф своего образа жизни, своей цивилизационной модели надо всеми народами земли. Над нами. В себе и только в себе видит она “прогресс” и “нормы цивилизованности”, отказывая всем остальным в праве на собственный путь, на собственную культуру, на собственную систему ценностей».

«Как удивительно точно напоминает все это пророчества о приходе в мир антихриста… Царя мертвой “зеленой страны”, восставшей из пучины древнего преступления…».

«Закрыть Америку — наш религиозный долг…» (с. 657-658).

Масштабные бунты среднего класса москвичей против Путина в 2012-13 гг. встревожили Путина и, как пишет Оуэн Мэтьюс, дали Дугину возможность влить в уши Путина еще больше антиамериканского яда. «Глобальная американская империя стремится подчинить себе все страны, — говорил Дугин прокремлевским толпам в 2012 г. — Они приходят через пятую колонну, которая, по их мнению, позволит им завладеть природными ресурсами и управлять странами, народами и континентами. Они вторглись в Афганистан, Ливию. На повестке дня — Сирия и Иран. Но их цель — Россия. Мы — последнее препятствие на их пути к созданию глобальной империи зла. Их агенты на Болотной площади и в правительстве делают все, чтобы ослабить Россию и позволить им поставить нас под полный внешний контроль. Чтобы противостоять этой серьезнейшей угрозе, мы должны помнить, что мы — русские! Мы тысячелетиями защищали свою свободу и независимость. Мы пролили моря крови, своей и чужой, чтобы сделать Россию великой. И Россия будет великой! Иначе ее вообще не будет. Россия — это все! Все остальное — ничто».

«Каждое из заявлений, которые в устах Дугина в 2012 году казались столь радикальными, к 2021 году будет принято самим Путиным».

Совсем недавно Дугин говорил похожие вещи, называя американизм, или атлантизм, «самым наглым, самым антиевразийским явлением». «Самые страшные гетто будут созданы для серфингистов, — вот это самое наглое, самое антиевразийское явление. Нет ничего более отвратительного, чем катание с белозубой улыбкой на этой омерзительной доске. Одним словом, атлантизм — это наш абсолютный враг. Больше здесь сказать нечего. Самое главное сказано. Кто не понял, ему уже ничего не поможет. Ничего».

Дугин не зря происходил из семьи генерал-полковника Советской Армии, учился в военном авиационном институте (вплоть до исключения из-за оккультистских наклонностей), вступил в Национал-большевистскую партию Лимонова и написал манифест лидера Коммунистической партии Российской Федерации Геннадия Зюганова. Его ненависть к Америке впитана с молоком матери, это «чистый» советский дух, который, признавая поражение Советской России в холодной войне, горит желанием отомстить за это поражение — если потребуется, в самой горячей из горячих войн, в ядерном Армагеддоне (о чем не преминул заявить Дмитрий Киселев на российском телевидении). Единственное существенное отличие этого духа от духа советской эпохи состоит в том, что в этой мутации вируса «закрытие» (в другом месте он открыто говорит «уничтожение») Америки является не нашим «патриотическим», а нашим «религиозным» долгом. Ибо главное отличие советской России от постсоветской в том, что религия теперь интегрирована в правящую антиамериканскую идеологию. Такой противоестественный союз воинствующего атеизма и религии был предвосхищен союзом Сталина с официальной православной церковью в 1943 году, но только с 1991 года, и особенно с момента возвышения Путина на рубеже веков, религия и политика в сознании советской России стали по-настоящему срастаться.

Но какая именно религия? Как мы видели, Дугин, вероятно, принадлежит к официальной православной церкви, но его духовность — старообрядческая (с обильной примесью оккультно-эзотерического бреда). Старообрядчество придает его мыслям эсхатологическую окраску конца света. Ведь в конце XVII века старообрядцы уходили в леса и предавали себя смерти именно для того, чтобы спастись от «антихриста» — Российского государства.

Как пишет о. Георгий Флоровский, «лейтмотивом и тайной русского раскола был не «обряд», а антихрист, и поэтому его можно назвать социально-апокалиптической утопией. Весь смысл и пафос первой раскольничьей оппозиции заключается в ее глубинной апокалиптической интуиции («время близится»), а не в «слепой» привязанности к конкретным обрядам или мелочам обычая. Все первое поколение расколоучителей жило в этой атмосфере видений, знамений и предчувствий, чудес, пророчеств и иллюзий. Эти люди не были педантами, а находились в экстазе или были одержимы… Достаточно прочитать слова Аввакума, задыхающегося от волнения: «Что это за Христос? Его нет рядом, одни бесы». Не только Аввакум чувствовал, что «никоновская» церковь превратилась в логово разбойников. В расколе такие настроения стали всеобщими: «кадило бесполезно, приношение мерзко».

«Раскол — вспышка социально-политической вражды и оппозиции — был общественным движением, но движением, вытекающим из религиозного самосознания. Именно апокалиптическим восприятием происходящего объясняется решительное или быстрое отчуждение между раскольниками. Фанатизм в панике» — таково определение Ключевского, но это была и паника перед лицом «последней апостасии»…

«Раскол мечтал о реальном, земном Граде: теократической утопии и хилиазме».

Была надежда, что мечта уже сбылась и «Царство Божие» реализовалось в виде Московского государства. На Востоке может быть четыре патриарха, но единственный православный царь находится в Москве. Но теперь и эти ожидания оказались обманутыми и разрушенными. Отпадение Никона не так сильно беспокоило старообрядцев, как отпадение царя, которое, по их мнению, придавало всему конфликту окончательную апокалиптическую безысходность.

«Сейчас нет царя. Один православный царь остался на земле, и пока он был в неведении, западные еретики, как темные тучи, погасили это христианское солнце. Не это ли, возлюбленные, ясно доказывает, что коварство антихриста показывает свою маску?»

«История была на исходе. Точнее, священная история подошла к концу; она перестала быть священной и лишилась Благодати. Отныне мир будет казаться пустым, покинутым, оставленным Богом, и так будет продолжаться. Человек вынужден будет уйти из истории в пустыню. Зло восторжествовало в истории. Истина ушла в светлые небеса, а Святое Царство стало царством антихриста…».

Однако, несмотря на этот апокалипсис, часть старообрядцев стала принимать Российское государство как законную православную империю. Так, исследователь старообрядчества 1860-х годов В.И. Кельсиев утверждал, что «народ и ныне верит, что Москва есть Третий Рим и что четвертого не будет. А Россия — это новый Израиль, избранный народ, пророческая земля, на которой исполнятся все пророчества Ветхого и Нового Заветов… Представитель православия, русский царь, является самым легитимным императором на земле, ибо он занимает константинопольский престол…».

Дугин принял эту версию апокалиптического старообрядчества, примирившегося с царем. Только царем теперь был Путин, и именно современная Российская Федерация была последним истинным царством на земле. Америка — антихрист, и она будет уничтожена, если не русскими ядерными бомбами, то уж во всяком случае вторым пришествием Христа… Если это кажется самоубийством, то следует вспомнить, что массовые самоубийства были частью культуры раннего старообрядчества, как это было показано в опере Мусоргского «Хованщина»… Более того, в 2007 году в Мюнхене Путин сделал то, чего не делал никто из прежних, более осторожных советских лидеров — он заявил о праве первого удара в ядерной войне… И снова массовое самоубийство, коллективное самосожжение, похоже, является тем аспектом дугинской мысли, который Путин и путинская Россия взяли на вооружение…

*

Дугин уделяет большое внимание «американской идее», разделяя ее на две составляющие: либерализм, суть которого — индивидуализм, и протестантский мессианизм или эсхатологизм, который является своего рода зеркальным отражением его русского эсхатологизма. Интересен анализ Дугиным американского либерализма. Он видит в нем главного врага, нечто гораздо большее, чем просто экономика laissez-faire и политическая демократия, идеологию, которая тонко, умело и настойчиво внедряется во все страны. Ее суть заключается в возвеличивании личности над коллективом во всех его проявлениях; «права человека» — это всегда права личности против коллектива.

В своей лекции, прочитанной в Швеции, Дугин показал, как даже некоторые недавние удивительные события в либеральной идеологии, такие как права геев, можно объяснить с точки зрения этой либеральной вражды к коллективизму и коллективам. Ведь индивидуализм, доведенный до крайности, отрицает значимость любого факта, который делает человека не просто индивидом, не похожим на других индивидов, но и членом группы, отличающей его от других индивидов. Так, религия не имеет отношения к правам человека, поскольку она дифференцирует людей; так же как и национальность; так же как и пол… Эти коллективные или групповые идентичности не только не имеют значения, но и должны быть уничтожены: религия заменяется экуменизмом, национальность — интернационализмом, пол — унисекс…

Дугин рассматривает фашизм и коммунизм как неудачные попытки противостоять либерализму путем возвеличивания коллективистских представлений о рабочем классе и арийской расе соответственно. Фашизм был уничтожен в 1945 году, а коммунизм — в 1991 году. Дугин утверждает, что не хочет возвращаться ни к одной из этих неудачных альтернатив. Вместо этого он говорит о «четвертом пути» или «четвертой теории», над созданием которой он сейчас работает. Однако комментаторы могут быть прощены за то, что в этом утверждении он обманывает либо себя, либо других, либо и тех, и других, поскольку его «четвертый путь» не только не содержит ясных и последовательных альтернатив американскому индивидуализму, нацистскому или советскому коллективизму: он сам говорит о создании «подлинно фашистского фашизма»…

Также в американской идее, по мнению Дугина, заложена мессианская идея «Америки — земли обетованной», «Америки — нового Израиля» (десяти потерянных колен, а не иудеев Иуды), «Америки — нового Иерусалима» (Джордж Вашингтон), «чистой и добродетельной республики», «явное предназначение» которой — «править миром и приводить людей к совершенству» (Джон Адамс).

Американская и российская мессианские идеи диаметрально противоположны и «коренятся в противостоянии католицизма (+протестантизма) и православия, Западной Римской империи и Византии. Западная и восточная формы христианства представляют собой два выбора, два пути, два несовместимых, взаимоисключающих мессианских идеала. Православие ориентировано на духовное преображение мира в лучах несотворенного Фаворского света, а католицизм — на материальное переустройство земли под административным руководством Ватикана. Православные ценят прежде всего созерцание, католики — действие. Православное политическое учение настаивает на «симфонии властей», которая строго разделяет светское (базилевс, царь) и духовное (патриарх, духовенство) начала. Католицизм же стремится распространить власть папы на светскую жизнь, провоцируя обратный, узурпаторский ход со стороны светских монархов, стремящихся подчинить Ватикан себе. Православные считают католиков «отступниками», предавшимися «вероотступничеству», католики смотрят на православных как на «варварскую спиритуалистическую секту».

«Наиболее антиправославные черты — вплоть до отказа от службы и многих догматов — довели до предела протестанты…»

«История не линейна, она часто делает отступления, уходит в стороны, выпячивает детали, акцентирует парадоксы и аномалии. Но все же осевая линия очевидна. Безусловно, существует некая “Manifest Destiny” (“Проявленная Судьба”) в широком смысле. — Запад она приводит к американской модели, к американскому образу жизни, к сверхдержаве, а Восток (по меньшей мере христианский Восток) сквозь века воплощается в России. Как абсолютно симметрическая антитеза рыночному эсхатологизму протестантских англосаксов — социалистическая вера в золотой век советских русских. “Конец света” по либеральному сценарию и его противоположность — “конец света” по сценарию православно-русскому, социальному, евразийскому, восточному. Для них это — всеобщее порабощение и рационализация, для нас — всеобщее преображение и освобождение».

«Логика истории на самых разных уровнях постоянно и настойчиво высвечивает основной дуализм — США и СССР, Запад и Восток, Америка и Россия…» (с. 665, 666).

Православный христианин во многом может согласиться с Дугиным в его анализе полярности между Востоком и Западом, и особенно восточным и западным христианством. Но когда под «Востоком» понимается не только Византия и Святая Русь, но и советский социализм — эта совершенно западная утопическая конструкция, придуманная немецким евреем в читальном зале Британской библиотеки, — то возникает подозрение, что это риторика времен холодной войны, переработанная для того, чтобы привлечь полуобразованную православную аудиторию. И действительно, то же самое можно сказать обо всем путинско-дугинском проекте и идеологии: по сути, это воскрешение холодной войны, ее повторное разжигание и идеологическое переформулирование в результате изменившихся политических обстоятельств. Уходят марксизм-ленинизм и весь багаж диалектического материализма, в который за пределами Северной Кореи уже никто не верит. Приходят полупереваренные мысли о несотворенном свете и симфонии сил, приправленные ностальгией по «старым добрым временам» советской колбасы и очень большой дозе «истинно фашистского фашизма» и старообрядческой масс-истерии…

Ирония и лицемерие заключается в том, что Российская Федерация сегодня выглядит очень далекой от того, чтобы стать сколько-нибудь убедительной идеологической альтернативой американизму. Все пороки Запада присутствуют в ней в изобилии. Даже гомосексуализм, который якобы ненавидят путинисты, процветает в Московской Патриархии. Практически по всем социальным показателям — коррупции, неравенству, самоубийствам, пьянству, наркомании, детской смертности — Россия находится далеко ниже, чем Америка, и на одном уровне с худшими странами третьего мира. Официальная церковь созерцает не Божественный свет, а собственные неприлично раздутые банковские балансы. Что касается «симфонии властей» с государством, то это плохая шутка: церковь, управляемая КГБ, полностью подчинена государству, управляемому КГБ…

*

Свой анализ американской идеи Дугин завершает исследованием места «диспенсационализма» в американской религиозно-политической психике, в связи с чем мы возвращаемся к теме Гога и Магога.

«Существует особое протестантское эсхатологическое учение, называемое «диспенсационализмом», от латинского слова dispensatio, которое можно перевести как «провидение» или «план». Согласно этой теории, у Бога есть «план» по отношению к англосаксонским христианам, другой — по отношению к евреям и третий — по отношению ко всем остальным странам. Англосаксы считаются «потомками десяти колен Израилевых, которые не вернулись в Иудею из вавилонского плена». Эти десять колен «вспомнили о своем происхождении и приняли протестантизм как свою основную конфессию».

«План» протестантских англосаксов, по мнению приверженцев диспенсационализма, заключается в следующем. — Перед концом времен должно наступить время бедствий («великой скорби» или скорби). В это время силы зла, «империи зла» (когда Рейган назвал СССР «империей зла», он имел в виду именно этот эсхатологический библейский смысл), обрушатся на протестантов-англосаксов (а также других «возрожденных»), и на короткое время воцарится «мерзость запустения». Главный антигерой «периода скорби» — «царь Гог». И вот тут очень важный момент: этот человек в эсхатологии диспенсационалистов постоянно и настойчиво отождествляется с Россией.

«Впервые это было четко сформулировано во время Крымской войны, в 1855 году, евангелистом Джоном Каммингом. Тогда он отождествил русского царя Николая I с библейским «Гогом, князем Магога» — предводителем нашествия на Израиль, предсказанного в Библии [Иезекииль 38-39]. Эта тема вновь с особой силой взорвалась в 1917 году, а в эпоху «холодной войны» стала де-факто официальной позицией «морального большинства» религиозной Америки».

«В учении диспенсационалистов у Бога есть еще один «план» в отношении Израиля. Под «Израилем» они понимают буквальное воссоздание еврейского государства перед концом света. В отличие от православных и всех остальных нормальных христиан, протестантские фундаменталисты убеждены, что библейские пророчества об участии народа Израиля в событиях «последних времен» следует понимать буквально, в строго ветхозаветном смысле, и что они относятся к тем евреям, которые и в наши дни продолжают исповедовать иудаизм. Евреи в последние времена должны вернуться в Израиль, восстановить свое государство (это «диспенсационалистское пророчество» странным образом исполнилось буквально в 1947 году), а затем подвергнуться нашествию Гога, то есть «русских», «евразийцев»».

«Далее начинается самая странная часть «диспенсационализма». Предполагается, что в момент «великой скорби» англосаксонские христиане будут «вознесены» на небо (вознесение) — «как на космическом корабле или блюдце» — и там дождутся окончания войны между Гогом (русскими) и Израилем. Затем они (англосаксы) вместе с протестантским «Христом» вновь спустятся на землю, где их встретят израильтяне, победившие Гога, и сразу же обратят в протестантизм. После этого начнется «тысячелетнее царство», и Америка вместе с Израилем будут править безраздельно в стабильном раю «открытого общества» и «единого мира»». (стр. 667-668)

Далее Дугин рассказывает о том, как диспенсационализм распространялся и укреплялся такими деятелями, как Сайрус Скофилд (автор Библии Скофилда), Хэл Линдси и Джерри Фолвелл.

Затем он завершает свою диатрибу против американского антихриста следующим образом: «Получаем страшную (для русских) картину. Силы, группы, мировоззрения и государственные образования, которые совокупно называют “Западом” и которые являются после победы в “холодной войне” единоличными властителями мира за фасадом “либерализма” исповедуют стройную эсхатологическую богословскую доктрину, в которой события светской истории, технологический прогресс, международные отношения, социальные процессы и т.д. истолковываются в апокалипсической перспективе. Цивилизационные корни этой западной модели уходят в глубокую древность, и, в некотором смысле, определенный архаизм сохраняется здесь вплоть до настоящего времени параллельно технологической и социальной модернизации. И эти силы устойчиво и последовательно отождествляют нас, русских, с “духами ада”, с демоническими “ордами царя Гога из страны Магог”, с носителями “абсолютного зла”. Библейское упоминание об апокалипсических “князьях Роша, Мешеха и Фувала” растолковывается как однозначное указание на Россию — “Рош”(=“Россия”), “Мешех” (=“Москва”), Фувал (= “древнее название Скифии”). Иными словами, русофобия Запада и особенно США проистекает отнюдь не из-за фарисейской заботы о “жертвах тоталитаризма” или о пресловутых “правах человека”. Речь идет о последовательной и “оправданной” доктринально демонизации восточно-европейской цивилизации во всех ее аспектах — историческом, культурном, богословском, геополитическом, этическом, социальном, экономическом и т.д.» (с. 669-670).

*

Здесь Дугин совершил талантливую травлю американского протестантского эсхатологизма. Однако если он отвергает протестантскую интерпретацию пророчества о Гоге и Магоге, то, как предполагаемый православный верующий, он должен был бы дать православную интерпретацию. Но он этого не делает. Более того, он не принимает во внимание тот поразительный факт, что, какими бы ни были недостатки американского эсхатологического видения, пророчество Иезекииля о Гоге и Магоге, как представляется, указывает на Россию как на географический контекст, и — что более спорно, но все же убедительно — на современное геополитическое объединение сил как на политический контекст…

Чтобы понять это, давайте соберем некоторые подсказки из трудов святых отцов и из современной геополитической ситуации.

Большинство древних толкователей помещают Гога в регион к северу от Черного моря, где сейчас находятся Южная Россия и Украина. Некоторые помещают Гога в Армению, которая сегодня является главным союзником России в Закавказье. Так, Плюмптр пишет: «Имя Гог, по-видимому, встречается в названии Гогарен, района Армении, к западу от Каспия (Страбон, xi, 528)». В любом случае, «Гог» — это имя человека — Антихриста, по мнению блаженного Иеронима, а «Магог» (это имя впервые встречается в Бытии 10.2 как сын Иафета) — это его народ или его армия. Иосиф, вслед за Андреем Кесарийским, говорит, что Магог был предком скифов, которые также первоначально населяли Причерноморье.

Земли, которыми правит Гог, называются «Рос, Мешех и Фувал». «Рос» — «RwV» в греческом варианте Ветхого Завета, Септуагинте, — древнее название России. Отождествление с Россией усиливается тем, что о Гоге и Магоге говорится, что они придут с «крайнего севера» и «в последние времена» (Иезекииль 38.6, 39.2). «Мешех», по мнению некоторых комментаторов, может относиться к Москве, а «Тубал», по мнению блаженного Феодорита Кирского, — к Грузии.

Против отождествления с Россией М. Скабалланович в своем комментарии к Иезекиилю приводит высказывание одного немецкого ученого: «Русские не могут быть включены в число врагов Царства Божия». Но это замечание было сделано перед Первой мировой войной: столетие спустя, после величайших в истории гонений на православных христиан, мысль о том, что русские неосоветского режима Путина или его преемника могут быть включены в число врагов Божиих, гораздо более правдоподобна — и особенно с православной точки зрения. Кроме того, союзники и противники Гога в его вторжении на Ближний Восток вполне вписываются в современную систему альянсов в этом регионе. Так, можно проследить примерное соответствие между союзниками Гога в лице армян («Тогармах»), персов-шиитов и ливийцев, с одной стороны, и его врагами в лице Израиля и мусульман-суннитов Аравийского полуострова («Шеба» и «Дедан»), с другой.

Для того чтобы наполнить содержанием эту интерпретацию, зададимся вопросом: какие доказательства в современной политике имеются для союза между Россией и Ираном (Персией), на который вроде бы ясно указывается в тексте Иезекииля, но который до распада Советского Союза не имеет никакого соответствия ни в древней, ни в современной истории? Ведь ни русские цари, ни советские комиссары не имели ничего, кроме враждебных или, во всяком случае, нейтральных отношений с правителями Персии/Ирана. Так, свергнутый в 1979 г. шах Ирана был ярым антикоммунистом и прозападником, а сменивший его Хомейни тоже не был другом атеистических Советов.

И все же Путин и нынешние лидеры Ирана, похоже, близки. Некоторые даже предполагают, что в скором времени они станут твердыми союзниками. Почему это так?

Постепенное потепление в отношениях между Россией и Ираном, похоже, началось после аннексии Путиным Крыма в 2014 году. Это принесло ему огромную популярность среди российского населения, и мало кто из российских коммунистов, даже либерального толка, оспаривал его право на завоевание полуострова. Кроме того, таким образом он помогал «сделать Россию снова великой».

Надувшись этим успехом, в следующем году Путин направил свои ВВС на помощь сирийскому диктатору Башару Асаду для подавления отрядов повстанцев в Сирии. Успех крымской операции как будто снял с него часть запретов… И снова рейтинг его популярности резко вырос (с 14% до 72% за несколько недель) …

Теперь Башар был лидером алавитов, мусульманской секты шиитов. Поэтому он находился под защитой иранских шиитов, которые стремились управлять всеми мусульманами Ближнего Востока — и особенно теми, кто придерживался шиитских взглядов, как, например, сирийский лидер. Поэтому, поддержав Башара, Путин сблизился и с иранцами. У сирийцев, иранцев и русских была еще одна общая черта: все они были врагами Америки.

Более того, когда российские военные самолеты начали бомбить отряды сирийских повстанцев, выяснилось, как пишет Питер Конради, что «среди тех, кто попал под удар, была как минимум одна группа, подготовленная ЦРУ». Значение этого шага вскоре стало очевидным: несмотря на то, что Путин все еще находился на задних лапках из-за Украины, он открыл новый драматический фронт в своей борьбе с Вашингтоном. «Вмешательство России еще больше осложнило и без того сложный конфликт, а также обнажило неудачи Америки в регионе. Обама в последний момент отказался от военных действий против Асада в августе 2013 года и за два года, прошедших с тех пор, не предпринял никаких попыток изменить эту политику, несмотря на продолжающиеся свидетельства зверств со стороны асадовских войск. Вместо этого Америка направила свой огонь на ИГИЛ, которая в июне 2014 г., захватив территории в Сирии и Ираке, провозгласила себя «всемирным халифатом». Спустя три месяца после объявления о расширении кампании против этой группировки Обама отдал приказ о нанесении авиаударов по исламистам в дополнение к уже проводимым военным операциям в Ираке. Однако желаемый Западом результат — победа «умеренной» оппозиции Асаду — похоже, не приблизился к реализации — не в последнюю очередь из-за сложности выявления кого-либо, подходящего под это описание, среди перемещающейся массы оппозиционных групп, многие из которых связаны с исламистами, не говоря уже о том, чтобы превратить их в организованную силу, имеющую хоть какие-то шансы на свержение сирийского лидера.

Путин оправдал вступление России в конфликт, заявив, что она действует «превентивно, чтобы бороться и уничтожать боевиков и террористов на территориях, которые они уже заняли, а не ждать, пока они придут к нам домой». Американцы возразили, что главной целью русских было не так называемое «Исламское государство», а другие оппозиционные группировки, противостоящие Асаду, в том числе умеренные прозападные. Об этом, по мнению Вашингтона, свидетельствует тот факт, что Россия сбросила бомбы к северу от центрального города Хомс, где боевиков ИГИЛ практически нет. Поддерживая Асада и выступая против всех, кто борется с Асадом, вы тем самым выступаете против всей остальной Сирии», — заявил Эштон Картер, министр обороны США. Действия России, по его мнению, равносильны «подливанию бензина в огонь».

Разбомбив Алеппо, путинская Россия завоевала для Асада большую часть Сирии, а в награду получила от Башара, совершенно бесплатно, военно-морской порт Тартус. Российско-сирийско-иранский альянс стал самой грозной силой на Ближнем Востоке. Америка Обамы, угрожавшая атаковать Асада в случае применения им химического оружия, не выполнила свою угрозу, когда Башар все-таки применил химическое оружие, и теперь выглядела слабой по сравнению с российско-иранским альянсом.

Антиамериканский альянс пополнился сателлитами Ирана в других частях Ближнего Востока: ХАМАС в Газе, «Хезболла» в Ливане и молодежью Йемена. Иран оказался ценным союзником России после вторжения в Украину в 2022 году: он направил большое количество своих беспилотников на помощь российским войскам. В ответ Россия помогла укрепить оборону Ирана от возможных атак Израиля на его ядерные объекты, а некоторые даже предполагают, что Россия может помочь Ирану создать ядерную бомбу.

У антиамериканского альянса есть еще один потенциальный партнер за пределами Ближнего Востока: Индия. Индия не присоединилась к западному режиму санкций против России, и ее импорт российской нефти резко возрос. И, вероятно, он еще больше возрастет, если Иран разрешит России экспортировать свою нефть в Индию через иранскую территорию, что значительно снизит транспортные расходы.

Геополитическим стимулам к сближению России и Ирана не мешает тот факт, что Россия — православная страна, а Иран — мусульманский шиит. Ведь Русская церковь при патриархе из КГБ Кирилле Гундаеве проявляет наибольшую экуменическую доброжелательность к мусульманам, называя их бога своим богом, а Путин, зная об очень большом количестве мусульман в своей стране и в своем регионе, часто встречается с их лидерами и открыл огромную мечеть в Москве. Фактически, чеченские мусульмане-сунниты под командованием Кадырова являются одним из самых яростных и преданных контингентов в составе российских войск, воюющих на Украине.

Конечно, война между Израилем и Ираном (в отличие от иранских сателлитов) еще не началась, пророчество еще не исполнилось. Но многие предполагают, что вероятность такой войны возрастает. И если это произойдет, то кто сможет отрицать, что все это было предвидено в разуме Бога и передано Его святому пророку много веков назад?

22 октября / 4 ноября 2023 года.

Казанская икона Пресвятой Богородицы.