«Не секрет, что в Московскую Патриархию на разных этапах ее существования проникало самозваное духовенство. Излишне говорить, что они обладали демонической благодатью…»

  Этот экстраординарный оксюморон мы находим в статье Мельбурнского протоиерея РПЦЗ Николая Далинкевича, написанной в ответ о. Никите Григорьеву “Русская Православная Церковь Заграницей, Маяк света (в редакции)”. [1] Резкое, язвительное разоблачение о. Никитой лживости аргументов в пользу унии РПЦЗ-МП явно потрясло униатов. Длинный, многословный и бессвязный ответ отца Николая был столь же очевидно направлен на противодействие бодрящему эффекту статьи о. Никиты, которая была посвящена антиуниатской борьбе. Не то чтобы он признает, что это его цель: он утверждает, что не является ни сторонником, ни противником унии, но возвышенно нейтрален, “выше борьбы” и мотивирован чисто рациональной и бесстрастной объективностью. Но qui s’excuse s’accuse – о. Николаю лучше было бы вообще остаться в стороне от схватки, чем выдать такое поразительное богословское невежество (если не использовать более уничижительное слово).
  Скажем прямо: благодать Божественна, благодать — Сам Бог, по святым отцам. Следовательно, она не может быть демонической или одержимой демонами, или последовательницей демонов. Клирик-самозванец явно является последователем демонов, и поэтому он не может иметь благодати. Ибо «какое согласие между Христом и Велиаром?», как говорит апостол (2 Коринфянам 6.15). Не может быть ни согласия, ни союза, потому что «Бог есть свет, и в Нем нет никакой тьмы» (I Иоанна 1.5).
  Архиепископ РПЦЗ однажды сказал пишущему эти строки: «Патриарх [МП] Пимен, безусловно, имеет благодать — другое дело, как он ее использует». Этими словами он выдал то, что не понимает, что такое благодать. Благодать нельзя использовать: это не какая-то нейтральная субстанция, вроде электричества или пластилина, которую можно использовать для хороших или плохих дел. В самом деле, сама идея о том, что Бог в Его Божественной и нетварной энергии может использоваться любым способом, является кощунственной. Бог — Всемогущий Владыка: Он не используется никем и ничем, но полностью контролирует всех и вся. Благодать вместе с доброй волей человека совершает добрые дела. Она никогда не может быть использована злыми людьми для злых дел.
  Возможно, эта ошибка  была просто оговоркой. Но ошибка о. Николая хуже, чем ошибка архиепископа, и ее нельзя так легко извинить. «Демоническая благодать»?! Идея столь же противоречива, как идея святого дьявола или злого Бога. Возможно, о. Николай иронизирует, может быть, он указывает на невозможность того, чтобы агент КГБ в рясе был истинным священником Бога? К сожалению, нет — в его словах нет ни намека на иронию, и вся его аргументация состоит в том, что эти агенты КГБ в рясах действительно являются настоящими священниками Бога …
  Здесь необходимо дополнительное уточнение: когда о. Николай говорит о «самозванном духовенстве», здесь он не говорит о просто грешном духовенстве, то есть обо всем без исключения духовенстве, ибо без греха нет человека и нет священника. Грех в общем смысле отгоняет благодать, но благодать священства остается в грешном священнике при условии, что он остается в истинной вере и Истинной Церкви ради этой веры, и этой Церкви. Как сказал о. Никита: «Тот факт, что многие из иерархов МП имеют сомнительные моральные качества, определенно не является реальной причиной, по которой Русская Зарубежная Церковь не может объединиться с ними». Это не потому, что они грешники, и что Истинная Церковь не может объединиться с ними, но потому что они самозванцы, то есть агенты Велиара, выдающие себя за служителей Христа. А для служителей Христовых не может быть союза с ними …
  Однако о. Николай подразумевает, что эти самозванцы были скорее исключением, чем правилом, и что подавляющее большинство епископов и священников в МП были и остаются порядочными, правоверными людьми. В частности, он уделяет много места оправданию митрополита Сергия, даже называя его пресловутую декларацию «боговдохновенной»! Разберем это утверждение подробнее.
  Вопрос о митрополите Сергии и его декларации никуда не денется, как ни старался представитель снять его с повестки дня переговоров. И правильно. Ибо это ключевой вопрос, вопрос, который в первую очередь вызвал раскол, и вопрос, который должен быть решен в соответствии с Божественной Истиной, если уния не войдет в историю Церкви как одно из величайших предательств всех времен…
  Во-первых, необходимо установить, что заявление митрополита Сергия не было “разовым” промахом, моментом слабости, который запятнал карьеру во всем остальном почтенного иерарха. Митрополит Сергий был известен как амбициозный интеллектуал, заигрывавший с революционными левыми задолго до революции 1917 года. Он предал Церковь и подорвал авторитет церковной иерархии, по крайней мере, трижды перед окончательным предательством, которым стала декларация 1927 года.


1. Сергий до революции. Первое предательство было в 1901 году, когда Священный Синод предал анафеме писателя Льва Толстого следующими словами: «Граф Лев Толстой в своих произведениях хулил Святые Таинства, отрицая их благодатный характер, не почитал Православную Церковь, как свою Церковь, злословя духовенство, сказал, что считает, что почитать Христа и поклоняться Ему как Богу — это богохульство, при этом говоря о себе, в отличие от этого: «Я в Боге, а Бог во мне». Это не Церковь отвергла его, отвергла от себя, но он сам отверг Церковь: сам Лев по собственной воле отпал от Церкви и больше не является ее сыном, но враждебно настроен по отношению к ней. Все попытки духовенства увещевать блудного сына не принесли желаемых плодов: в своей гордости он считал себя умнее всех, менее подверженным ошибкам, чем все и судья всех, и Церковь сделала заявление об отпадении графа Льва Толстого от Русской Православной Церкви» [2]. Толстой был, по сути, протестантом, отстаивавшим христианство, сведенное к «чистой» морали без церкви и таинств. Он не только проповедовал собственное Евангелие (согласно его собственному переводу, опубликованному в Женеве), но и создал свою секту: он также подверг насмешкам учение и таинства Православной Церкви, как в своем романе «Воскресение».
  Против Толстого в среде духовенства выступал особенно святой Иоанн Кронштадтский, писавший о нем, что он “развратил свою нравственную личность до уродства и умерщвления”, что он “сделался совершенным дикарем в отношении веры и церкви из-за отсутствия у него с юности воспитания в вере и благочестии”. Святой Иоанн обратился за помощью: «Святые воины Небесной Церкви, беритесь за оружие, берите оружие за Церковь Божью на земле. Она, любимая невеста, обеднела, терпит жестокие нападения на нее атеиста Льва Толстого…».
  Однако епископ Сергий (Страгородский), в то время восходящая звезда русской церкви, придерживался иного мнения. Г. М. Солдатов пишет: “Сергий сравнивал Льва Толстого с Юлианом Отступником, которого, по его словам, ни один собор не осудил и который не был отлучен от церкви, но который был отступником от христианства. По этой причине, говорил он, «не нужно было отлучать Толстого, так как он сам сознательно вышел из церкви » … » [3] Если бы это рассуждение было правильным, то не нужно было бы предавать анафеме какого-либо еретика, так как можно было бы утверждать, что он уже вышел из церкви. Тогда и не надо было бы предавать анафеме ни Ария, ни иконоборцев, ни большевиков.…
  Но рассуждения Сергия здесь менее важны, чем то, как он находит умные аргументы, чтобы привести себя в соответствие с модным мнением того времени, мнением либералов и интеллигенции. Мы находим эту способность снова и снова “прыгать на подножку” в его карьере, и, несомненно, именно благодаря этой способности Сергий был назначен председателем серии религиозно-философских собраний, которые начались в 1901 году и которые позволили церковным либералам и еретикам впервые публично высказать свое мнение. “Сергий, — пишет Солдатов, — был популярен в кругах, ожидавших введения «демократических» реформ в государстве. В своих проповедях и выступлениях он критиковал взаимоотношения церковной и государственной власти в Российской империи”. [4]
  Теперь не только либералы и будущие обновленцы призывали к реформированию отношений между Церковью и государством. Консервативный революционер-монархист Л. А. Тихомиров также опубликовал в это время статью, в которой утверждал, что государство должно «дать церкви независимость и возможность быть такой организацией, какой она должна быть по своим законам, оставаясь в союзе с ней». Проблема заключалась в том, что и консерваторы, и либералы могли выступать за церковную реформу, но по совершенно разным мотивам. Тихомиров писал, как человек, видевший революцию изнутри, и всем сердцем отворачивался от нее, признавая единственно верной защитой от нее укрепление церковного сознания в народе. Либералы же руководствовались не желанием видеть церковь свободной и потому способной оказывать более сильное влияние на общество, а скорее наоборот: желанием унизить государство и уничтожить влияние Церкви раз и навсегда. Что же касается либеральных епископов, таких как Сергий, то они вскочили на подножку реформы церковно-государственных отношений и того, что позже стало называться обновленчеством, чтобы продолжить свою собственную карьеру.
  Сергий был левым как в церковном, так и в политическом смысле. Таким образом, он принимал самое активное участие в работе Общества по сближению православной и англиканской церквей. И его взгляды на спасение вызвали споры. Одним из первых его критиков был будущий новосвященномученик архиепископ Вятский Виктор. Уже в 1912 году он отмечал, что “новое богословие” епископа Сергия “потрясет церковь”. Позже, после того как Сергий опубликовал свою катастрофическую декларацию 1927 года, архиепископ Виктор увидел в ней прямой результат дореволюционного учения Сергия о спасении [7].] Опять же, “когда в 1905 году революционные профессора стали требовать реформ в духовных школах, то, по словам митрополита Антония (Храповицкого), «преосвященный Сергий дрогнул в вере»[8]. А когда в 1906 году был расстрелян революционер Петр Шмидт, архиепископ Сергий, бывший в то время ректором Санкт-Петербургской Духовной академии, отслужил панихиду на его могиле. Он также дал убежище в своем архиерейском доме в Выборге революционерам Михаилу Новорусскому и Николаю Морозову (участник покушения на жизнь царя Александра II). Имея такие симпатии, неудивительно, что он не был любим королевской семьей[9].

  Сергий был сторонником многих нововведений, которые впоследствии были введены еретическими обновленцами “Живой церкви». Так, среди предложений Предсоборной комиссии по подготовке собора Русской Православной Церкви, состоявшегося в итоге в 1917-1918 годах, мы читаем “предложение духовенства Выборгского собора о долгожданных реформах, представленное архиепископом Финляндским Сергием Святейшему Синоду 18 января 1906 года»:

  • о реформе богослужебного языка: будущий Собор должен обсудить вопрос об упрощении церковно-славянского языка, и о праве, предоставленном приходу, чтобы он служил богослужения на этом языке;
  • о сокращении и упрощении Типикона, а также о подавлении некоторых ритуальных действий, таких как дыхание и плевок во время таинства крещения;
  • об отмене многократного повторения одних и тех же ектений во время одной и той же службы и замене их чтением вслух тайных молитв во время Литургии;
  • о предоставлении священникам [овдовевшим до 45 лет] права на повторный брак”. [10]


2. Сергий во время революции. Уже 7 марта 1917 года Сергий, ныне архиепископ Финляндский, поддержал нового церковного прокурора князя Владимира Львова в передаче официального органа Синода-Церковно-общественного Вестника в руки “Всероссийского союза демократического православного духовенства и мирян”, леворадикальной группировки, основанной в Петрограде в тот же день 7 марта и возглавляемой профессором Петроградской Академии, ректором которой был Сергий, Титлиновым[11]. Архиепископ (впоследствии Патриарх) Тихон протестовал против этого перевода, а малое количество подписей за передачу делало ее незаконной. Однако в своем стремлении передать этот важный церковный орган в руки либералов Львов полностью проигнорировал незаконность этого акта и передал печать Титлинову, который немедленно начал использовать ее для проповеди своего Евангелия “Социалистического христианства”, заявив, что “христианство стоит на стороне труда, а не на стороне насилия и эксплуатации” [12].
  14 апреля состоялась бурная встреча Львова с Синодом, на которой действия Львова были осуждены как «неканонические и незаконные». На этом заседании архиепископ Сергий, видимо, изменил курс и согласился с другими епископами в осуждении незаконного перемещения. Однако Львов понимал, что это всего лишь тактический протест. Поэтому он не включил Сергия в число епископов, которых планировал исключить из Синода. Он считал — и справедливо — что Сергий и дальше будет его орудием в революции, которую он проводил в Церкви.
  На следующий день Львов во главе отряда солдат вошел в Синод и зачитал приказ о прекращении зимнего заседания Синода и отставке всех его членов, за единственным исключением архиепископа Сергия. [13] Таким образом, чуть более чем через месяц после переворота Церковь была фактически отдана в руки диктатора-мирянина, который единолично уволил своих самых высокопоставленных епископов во имя «свободы церкви».
  29 апреля новый синод во главе с архиепископом Сергием принял обращение к Церкви, касающееся установления принципа избрания епископата и подготовки к Собору и учреждения Предсоборного совета. Это обращение вызвало революцию в церкви. Революция состояла в том, что по всей стране выборное начало с участием мирян заменило господствовавшую там систему “епископского самодержавия”. Почти во всех епархиях епархиальные съезды избирали особые “епархиальные соборы” или комитеты из духовенства и мирян, ограничивавшие власть архиереев. Применение выборного принципа почти ко всем церковным должностям, от приходских должностей до епископских кафедр, привело к смещению нескольких епископов с их кафедр и избранию вместо них новых. Так были смещены архиепископы Черниговский Василий (Богоявленский), Калужский Тихон (Никаноров) и Харьковский Антоний (Храповицкий). Архиепископ Нижегородский Иоаким (Левицкий) был арестован и некоторое время находился в заключении, а затем расстрелян. Отставка архиепископа Владимирского Алексия (Дородницына) была оправдана его прежней близостью к Распутину. Остальных обвиняли в преданности самодержавию. [14]
  Хотя дух этой революционной волны был, несомненно, антицерковным, по Промыслу Божию она привела к некоторым благотворным переменам для церкви. Таким образом, убежденный монархист архиепископ Антоний, вынужденный уйти в отставку, был впоследствии восстановлен в должности по требованию народа. Опять же, митрополитом Московским был избран архиепископ Литовский Тихон (Белавин) (законный владелец этой кафедры митрополит Макарий впоследствии примирился с ним), а митрополитом Петроградским-архиепископ Вениамин (Казанский). Однако были и вредные изменения, такие как замена архиепископа Владимирского Алексия на архиепископа Сергия. Владимирские выборщики заранее отвергали всех кандидатов, которые до революции проявляли монархические или “реакционные” тенденции. Либеральный Сергий был, таким образом, естественным выбором… [15]


3. Сергий после революции. До сих пор мы видели, как Сергий вредил Церкви, не ведя против нее открытой войны. Однако 16 июня 1922 года он был одним из трех важных иерархов, примкнувших к раскольнической “Живой церкви”, заявив: “Мы, митрополит Владимирский и Шуйский Сергий [Страгородский], архиепископ Нижегородский и Арзамасский Евдоким и архиепископ Костромской и Галичский Серафим, изучив платформу временного церковного управления и каноническую законность его управления, считаем его единственной законной, канонической, высшей церковной властью, а все исходящие от него указания считаем вполне законными и обязательными. Мы призываем всех истинных пастырей и верующих сынов церкви, как вверенных нам, так и принадлежащих к другим епархиям, последовать нашему примеру.”
  Сергий был полноправным и сознательным участником обновленческих советов, восхвалявших Ленина и революцию и «лишающих сана» Патриарха Тихона. И его отступничество убедило многих других отступить. Как признает сергианин митрополит Иоанн (Снычев): «Мы не имеем права скрывать от истории те печальные и ошеломляющие отступления от единства Русской Церкви, которые имели место в массовом масштабе после публикации в журнале «Живая Церковь» посланий-воззваний трех известных иерархов. Многие иерархи и духовенство наивно рассуждали таким образом: «Если мудрый Сергий признал возможность подчинения Высшему церковному управлению, то ясно, что и мы должны последовать его примеру» » [16].
  15 июля 1923 года Патриарх Тихон предал анафеме обновленцев, после чего движение резко пошло на спад. Митрополит Сергий тотчас поспешил (но не очень быстро, как указал священномученик епископ Глуховский Дамаскин [17] ) публично исповедоваться Патриарху.
  Патриарх принял Сергия следующим образом. Он объяснил, что его христианский долг — простить его, но, поскольку его вина велика и перед людьми, он должен был покаяться и перед ними. Тогда он встретит его с радостью и любовью. И поэтому он стоял на протяжении всей литургии в простых монашеских одеждах без своей епископальной мантии, клобука, панагии и креста. В конце литургии Патриарх вывел его на амвон, где он трижды поклонился народу, после чего Патриарх вернул ему панагию с крестом, белым клобуком, мантией и посохом. [18]
  Сергий, казалось, раскаялся. Но знаменитый старец Оптинский Нектарий пророчески сказал, что даже после покаяния в нем все еще был яд обновленчества. [19]
  После его грехопадения и публичного покаяния в 1923 году мы ожидали, что митрополит Сергий заляжет на дно и попытается скрыть амбиции, которые явно двигали им. Но нет: только три года спустя Сергий предпринял попытку неканонически захватить в церкви положение первоиерарха. Ибо в 1926 году, когда он замещал митрополита Петра, патриаршего местоблюстителя, митрополит Агафангел, еще один из трех местоблюстителей, назначенных Патриархом Тихоном, вернулся из ссылки и попросил Сергия передать ему бразды правления. Сергий отказался, хотя требование Агафангела было справедливым. В конце концов, видя, что Сергий упрям и что грозит раскол, Агафангел уступил “ради мира церкви”.
  Поразительная степень узурпации власти Сергия раскрывается в его пятом письме Агафангелу от 13 июня, в котором он отказался подчиниться даже митрополиту Петру, поскольку последний «передал мне, хотя и временно, но тем не менее полностью, права и обязанности местоблюстителя, а сам, будучи лишенным возможности быть достоверно информированным о состоянии церковных дел, не может нести ответственности за ход последних и, тем более, вмешиваться в их управление … Я не могу смотреть на инструкции митрополита Петра, вышедшие из тюрьмы, иначе как на инструкции или, скорее, как на советы человека безответственного [Курсив мой – В. М.]». Сергианин прокомментировал это письмо: “получается, что, однажды назначив себе заместителя, митрополит Петр уже не имел права подменять его другим, что бы он ни заявлял. Эта «гибкая» логика, способная опрокинуть даже здравый смысл, свидетельствовала о том, что митрополит Сергий ни при каких обстоятельствах не собирался отходить от власти» [20].


  Декларация митрополита Сергия. В контексте более ранней карьеры Сергия его заявление 1927 года не вызывает удивления. Его капитуляция перед большевиками в 1927 году полностью соответствовала его капитуляции перед либералами до 1917 года, перед Временным правительством в 1917 году, перед обновленцами в 1922 году и перед его личными амбициями в 1926 году. Дело в том, что Сергий никогда не признавался в правде перед лицом духа времени. Ясно, что, как признают даже сергианские источники, он хотел власти и, достигнув ее, был готов пойти на жертвы со своей совестью, необходимые для того, чтобы удержать ее.
  Ничего этого у о. Николая нет. Он считает, что формулировка декларации была неправильно понята (“практически каждым человеком, который когда-либо составлял мнение о декларации”!), что это было на самом деле лучшее, что он мог сделать в данных обстоятельствах (“точная формулировка его декларации должна была включать Божественное вдохновение”!), и что это не имеет значения, потому что “конечный результат был бы почти таким же, существовала ли декларация или нет”! Но конечным результатом, нельзя отрицать, был церковный раскол огромных масштабов, а также отправка в тюрьму и смерть тысяч духовенства и мирян, которые отказались принять декларацию и которые были названы Сергием “контрреволюционерами” за ее отклонение. Неужели Сергий не может быть освобожден от всякой ответственности за это?! А если сможет, то и о. Николай прав в своем оправдании декларации, то разве мы не приходим к неизбежному выводу, что отвергать декларацию было тяжким грехом и что и Катакомбная церковь, и Русская Зарубежная Церковь стали раскольниками за то, что отвергли ее и церковь, которая ее издала?!
  Не может быть и того, и другого. Либо это заявление было предательством истины, и в этом случае Катакомбная Церковь и Русская Зарубежная Церковь были правы, отклонив его и разорвав общение с предателями, принявшими ее, и МП должна ясно и недвусмысленно раскаяться в том, что приняла ее (вместо того, чтобы называть ее «умной», как это сделал Патриарх Алексий). Или, если это действительно может быть оправдано на тех основаниях, которые выдвинул о. Николай, то Катакомбная церковь и Русская Зарубежная Церковь впали в раскол, и все духовенство РПЦЗ, включая самого о. Николая должен покаяться перед агентом КГБ Дроздовым в смертном грехе раскола. Но о. Николай действительно хочет и то и другое. Он хочет и оправдать митрополита Сергия, а точнее полностью его обелить и говорит, что можно было прервать общение с ним.
  О. Николай пытается обойти эту дилемму, заявляя, что раскол не был расколом в полном смысле слова, а всего лишь «административным делением». Даже если эта точка зрения может быть оправдана (а это невозможно — но здесь это не обсуждается), она позволяет избежать главного и критического вопроса: кто был прав? Если, как утверждает о. Николай, митрополит Сергий был прав, издавая свою декларацию, то нельзя избежать вывода, что Катакомбная церковь и Русская Зарубежная Церковь были неправы, порвав с ним, называем ли мы этот разрыв “административным” или “духовным”.
  О. Николай продолжает: “то, что митрополит Сергий впоследствии «солгал» о состоянии церкви, лишь отражает его неспособность справиться с давлением, оказываемым на него не только в плане личной безопасности, но и в плане угрозы расстрела 117 епископов, угрозы, исходящей от ревизионистов [имеется в виду обновленцев], и благополучия церкви в целом.”
  Необходимо разоблачить эту ложь о том, что якобы митрополит Сергий должен был подписать декларацию, потому что в противном случае были бы казнены 117 епископов. Настоящий автор не нашел никаких доказательств в поддержку такого утверждения. Несомненно, Сергию угрожали, но нет никаких оснований полагать, что эта угроза отличалась от той, что угрожали другим церковным лидерам, находившимся в его положении, – митрополиту Петру, например. Разница в том, что эти иерархи не поддались угрозе, а потому приняли мученическую смерть в своих телах, не навлекая этой участи ни на кого другого, тогда как митрополит Сергий умер в своей постели, а тысячи его духовенства, которых он осудил как контрреволюционеров, отправились в лагеря смерти.
  Это особенно очевидно в отношении митрополита Петра, который, в конце концов, был каноническим главой Церкви и первым объектом угроз большевиков. Если бы митрополиту Сергию пригрозили расстрелом 117 епископов, если он не подпишет декларацию, то нет сомнения, что митрополиту Петру угрожали точно так же. Но декларацию он не подписал, был отправлен на медленную и ужасную смерть в Сибирь — и 117 епископов не были расстреляны. Как он писал 22 января 1928 года: «Для первоиерарха такое обращение [как декларация Сергия] недопустимо … Мне предложили … подписать воззвание. Я отказался, за что был сослан. Я доверял митрополиту Сергию и вижу, что ошибался…»
  Что было бы, если бы митрополит Сергий отказался подписать декларацию? То же самое и с его предшественниками на этом посту, митрополитом Петром и архиепископом Серафимом — его бы посадили в тюрьму, пока большевики искали другого кандидата на роль русского Иуды. В конце концов, если бы большевики хотели убить 117 епископов, они могли бы сделать это, не договариваясь ни с кем об этом. Но все свидетельствует о том, что после периода гражданской войны (1918-21) большевики отказались от метода прямого физического уничтожения в пользу более тонкой тактики подрыва церкви изнутри. Ленин отверг убийство Патриарха Тихона, потому что, по его словам, он не хотел сделать из него мученика, как Патриарх Гермоген. Гораздо более полезным, гораздо более реальным триумфом большевизма было публичное признание самой Церковью законности большевистской революции. Митрополит Петр, митрополит Агафангел, митрополит Кирилл, митрополит Иосиф, архиепископ Серафим и все другие мученики и исповедники Катакомбной Церкви отвергли этот путь. Митрополит Сергий принял его. Вот в чем разница между мучеником и предателем…
  О. Николай цитирует письмо митрополита Сергия митрополиту Агафангелу в январе 1928 года, как бы доказывающее его добрые намерения: он умолял его не порывать с ним и иметь немного больше терпения, “пока не станет ясно, куда мы ведем корабль церкви: к относительно сносному существованию в данных условиях или к катастрофе. В другом послании он обещал, что его неканонические смещения и назначения епископов и другие политические меры были временными мерами, которые вскоре будут отменены, как только ситуация в церкви нормализуется” [21].
  И все же митрополит Сергий никогда не отказывался от этих неканонических мер, хотя и прожил еще пятнадцать лет. Более того, его политика явно вела скорее к катастрофе, чем к “относительно сносному существованию”. Пока церковь в лице своих ведущих иерархов отказывалась идти на компромисс с большевизмом, она страдала, но сохраняла свою силу. По словам Э. Лопешанской: “Церковь становилась государством в государстве… Престиж и авторитет арестованного и гонимого духовенства был неизмеримо выше, чем у духовенства при царях” [22], но вскоре после того, как митрополит Сергий издал свою декларацию, ситуация изменилась: на Церковь обрушился вихрь такого гонения, какого она никогда не испытывала за две тысячи лет своего существования на земле.
  Какой парадокс! Что политика, направленная на обеспечение «относительно сносного существования» Церкви, на самом деле привела к величайшему пролитию христианской крови за всю историю существования Церкви! Как писал преподобный Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский (которого отец Николай любит цитировать выборочно и вне контекста): «Декларация митрополита Сергия не принесло пользы Церкви. Гонения не только не прекратились, но и резко усилились. К числу других обвинений советской власти в адрес духовенства и мирян добавилось еще одно — непризнание Декларации. В то же время волна закрытия церквей прокатилась по всей России … В концлагерях и местах принудительного труда находились тысячи священнослужителей, значительная часть которых больше никогда не видела свободы[23].
  Даже недавняя биография Сергия, написанная одним из депутатов парламента, принимает этот факт: «Если митрополит Сергий, согласившись от своего имени опубликовать составленную властями Декларацию 1927 года, надеясь подкупить Церковь и духовенство, то его надежды не только не были осуществлены, но и преследования после 1927 года стали еще более ожесточенными, достигнув поистине ураганной силы в 1937-38 годах». [24]
  Мало того, что Сергий никого (кроме себя) не спас своей декларацией: у нас есть свидетельства того, что он лично угрожал исповедующим епископам смертью, если они ее не подпишут.
  Так, митрополит сергианский Мануил (Лемешевский) пишет о катакомбном архиерее, епископе Дмитровском Серафиме и архиепископе Тамбовском Зиновии, что они отказались удовлетворить требование Сергия о том, чтобы они зачитали его декларацию с амвона своим паствам, что означало бы их согласие с декларацией.
  «Я морально неспособен делать то, чего хотят не любящие Христа Спасителя», — сказал владыка Серафим.
  «Согласитесь с предложением, — сказал митрополит Сергий, — иначе вы не только приземлитесь за полярным кругом, но и ваша участь будет втрое хуже, чем у митрополита Петра…» [25]
  Другой катакомбный исповедник, епископ Лубенский Аркадий, однажды тайно был в Москве в 1930-х годах. Чувствуя себя слабым и угнетаемым постоянным одиночеством, бездомностью и страхом завтрашнего дня, он испытывал искушение навестить митрополита Сергия. Чтобы увидеть митрополита, пришлось пройти через большие трудности и опасности. И когда он наконец увидел его и рассказал о своем положении, митрополит, не слушая его, резко спросил:
  «Вы зарегистрировались в ГПУ? Пока вы там не зарегистрируетесь, я не буду с вами разговаривать».
Покидая кабинет митрополита, владыка Аркадий заметил, что и митрополит, и все его клирики хорошо питаются и носят чистую одежду. И когда он огляделся на несчастных, обездоленных людей, которые ждали возле его кабинета в надежде увидеть митрополита и получить от него некоторую помощь, он понял, что его путь был другим и что он должен вернуться к своим странствиям …
  Предательству Сергия подражали его последователи. Так однажды Московский катакомбный священник о. Сергий Мечев, оставшись без епископа, последовал совету одного из своих духовных сыновей и открыл свое сердце епископу Мануилу Лемешевскому, доверительно объяснив ему свое церковное положение, думая, что он разделяет его взгляды. Епископ Мануил вскоре был арестован и предал отца Сергия. На допросе в суде арестованный иерарх заявил, что отец Сергий был главным зачинщиком противостояния митрополиту Сергию. Он также сказал, что хочет быть лояльным советским гражданином и не хочет никаких неприятностей. Прокурор похлопал его по плечу и сказал:
  «Не беспокойтесь и не расстраивайтесь, Владыка: Вы нам еще пригодитесь.»
  После этого он был освобожден и получил от митрополита Сергия Оренбургскую епархию… [26]
  В августе 1936 года Сергий принял на себя титул митрополита Крутицкого и Коломенского, хотя митрополит Петр был еще жив, а также титул патриаршего местоблюстителя, хотя дать его мог только законно созванный собор Русской церкви. В этом нет никаких сомнений: его мотивацией было честолюбие. И он был готов предать своих собратьев епископов, чтобы осуществить свои амбиции.…
  Свирепость Сергия даже против собственного народа продолжалась до конца его жизни. Так, Сергий Шумило пишет, что “в октябре 1941 года, когда немецкие войска подошли вплотную к Москве, митрополит Сергий издал послание, в котором обсуждал православных иерархов и духовенство, вступивших на оккупированных территориях в контакт с местной немецкой администрацией. Де-факто все иерархи и духовенство на оккупированных немцами территориях, включая тех, кто оставался в юрисдикции Московского Патриархата, попали под отлучение митрополита Сергия…” [27]
  Даже патриархальные источники говорят о лживости заявления Сергия, об истинном исповедании тех, кто противился ему, и о недействительности мер, которые он принимал для их наказания. Так: “среди противников митрополита Сергия было множество замечательных мучеников и исповедников, епископов, монахов, священников… «Канонические» запреты митрополита Сергия (Страгородского) и его Синода никто не воспринимал всерьез, ни в то время [1930-е годы], ни позже из-за неканоничности положения самого митрополита Сергия…”[28]
  И еще: “особая трагедия Декларации митрополита Сергия состоит в ее принципиальном неприятии подвига мученичества и исповедничества, без которых немыслимо свидетельствование об истине. Таким образом, митрополит Сергий взял за основу не надежду на Промысл Божий, а чисто человеческий подход к решению церковных проблем… Мужество «катакомбников” и твердость их веры не подлежит сомнению, и наш долг-сохранить память о тех, чьи имена мы, вероятно, узнаем только в вечности…» [29]


Последствия сергианства.

  Сергий не только погубил свою душу своим иудиным грехом: он создал традицию духовного предательства, которой Московская Патриархия следует и по сей день. Эта традиция стала настолько второй натурой для ее лидеров, что они, кажется, совершенно искренне не знают о ней, как будто это совершенно нормально. Возможно, такой сожженной совести следует ожидать от церкви, которая совершенно очевидно была лишена благодати Божьей на протяжении многих поколений. Но настоящая трагедия в том, что РПЦЗ тоже перестала это замечать. Сколько храмов РПЦЗ в России было захвачено МП с помощью сил ОМОНа, даже с гибелью некоторых священнослужителей? А как же захват Хевронского монастыря на Святой земле и избиение игуменьи Юлианы, совершенное с помощью обученного КГБ палестинского лидера Ясира Арафата? Но о. Николай ничего не говорит о таких неудобных деталях, кроме как произносит громкую ложь о том, что “нынешний режим в России предлагает большую свободу вероисповедания в России, чем это доступно на Западе”!
  Но самое ужасное наследие Сергия, о котором единомышленники РПЦЗ стараются всеми силами умалчивать, — это несомненный факт, что епископы Московского Патриархата являются агентами КГБ. Многим этот факт кажется скучным, как будто он просто уйдет, если мы оставим его в покое. Но нам нужно постоянно напоминать себе о единственном величайшем препятствии для союза с МП — что это организация, эффективно созданная и управляемая самой антихристианской силой в новейшей истории.
  В своем письме в 1995 году Джон Данлоп пришел к выводу, что «подавляющее большинство из нынешних ста девятнадцати епископов Московского Патриархата были рукоположены в епископство до августа 1991 года. Это говорит о том, что каждый из этих епископов был тщательно проверен и проверен как идеологическим аппаратом Коммунистической партии, так и КГБ». [30] Кестонский колледж пришел к тому же выводу. [31]
  Бывший подполковник КГБ Константин Преображенский подтверждает это: “абсолютно все [Курсив мой-В. М.] архиереи и подавляющее большинство священников работали с КГБ. В конце концов, церковь считалась враждебной средой, и ее нужно было контролировать через агентов. Даже сам механизм назначения епископов допускал туда только агентов.» 
  «Епископы были внесены в номенклатуру ЦК КПСС, и каждый утверждался идеологическим отделом. А какой отдел отправлял туда документы на важные кадровые назначения? Вы правы: КГБ. Свидетельство о будущем епископе готовил Пятый отдел, который вместе со шпионской службой осуществлял общий надзор за Церковью, если он хоть раз бывал за границей. Каждая справка заканчивалась одной и той же фразой: «Сотрудничает с такого-то года».
  «Это было как раз самое главное для ЦК КПСС! Эта фраза свидетельствовала о том, что будущий епископ был не только лоялен Советской власти, но и висел у нее на крючке: ведь на каждого агента есть неизменно компрометирующие материалы! А это значит, что от этого епископа не следовало ожидать диссидентских выпадов… » [32]
  В настоящее время КГБ-ФСБ сильнее, чем когда-либо, и нет никаких оснований полагать, что его контроль над Церковью не так силен, как когда-либо. Таким образом, “самозваное духовенство” все еще существует в большем количестве, чем когда-либо. Какие выводы мы должны сделать из этого неоспоримого факта?
  Мы не будем делать кощунственного вывода, сделанного о. Николаем, что “благодать” этих священнослужителей “бесовская”. Нет, нет такой вещи, как “демоническая благодать”. Есть демоны, и есть благодать. Но они не живут вместе. Великая ложь Московского патриархата, великая ложь митрополита Сергия состоит в том, что они могут жить вместе, что благодать Божия может действовать через организацию, созданную бесами и сознательно преследующую бесовские цели. Против этой великой и ужасной лжи мы должны утверждать евангельскую истину, что церковь есть “столп и основание истины” (1 Тимофею 3.15), вся истина и ничего, кроме истины.
  Как сказал катакомбный священномученик Дамаскин, епископ Глуховский: “что скажут те, кто пришел в церковь? Что они почувствуют, когда даже оттуда, с высоты последнего прибежища праведности, отвергнутого миром, с высоты амвона прозвучат слова лицемерия, человекоугодия и клеветы? Не покажется ли им, что ложь одерживает свою окончательную победу над миром, и что там, где образ воплощенной истины вспыхнул для них немеркнущим светом, теперь смеется в отвратительной гримасе маска отца лжи?
  Либо Церковь есть истинно непорочная и чистая Невеста Христова, царство истины, и тогда истина есть воздух, без которого мы не можем дышать, либо, подобно всему миру, лежащему во зле, она живет во лжи и ложью, и тогда все есть ложь, всякое слово есть ложь, всякая молитва, всякое таинство есть ложь…”

Доктор Владимир Мосс.

17 Февраля / 2 Марта 2007 Года.
Священномученик Гермоген, Патриарх Московский.

источник: https://trueorthodox.eu.

________________________________________
[1] orthodox-synod@yahoogroups.com, 24 февраля 2007 года.
[2] Владимир Губанов (ред.), Николай II-ij и новые мученики (Николай II и новомученики), Санкт-Петербург, 2000, С. 701®.
[3] Солдатов, “Толстой и Сергий: Иуда подобие” (Толстой и Сергий: образы Иуды), наша страна, № 2786; верность, № 32, 1/14 января 2006 г.
[4] Солдатов, соч.
[5] Тихомиров, “государство и религия” (государственность и религия), Московские ведомости, март 1903 г., стр. 3 ®.
Его сын стал одним из иеромонахов советского периода, епископом Кирилловским Тихоном.
[7] священномученик Виктор, “новые богословы», Церковь, 1912; переиздано православным действием, Москва, № 1 (11), 2000; протоиерей Михаил польский, «новые мученики Российские», 1949-57, Джорданвилл, т. 1, С. 601®.
[8] “Наследие греха”, издание прихода святых Новомучеников и Исповедников Российских, Царицын, стр. 7 ®.
[9] в 1915 году императрица писала императору, что Сергий “должен покинуть Синод” (А. Паряев, “митрополит Сергий Страгородский: неизвестная биография” (митрополит Сергий Страгородский: неизвестная биография), Суздальские епархиальные ведомости, № 1, сентябрь 1997 г., стр. 12-15 ®.
10] предложения епархиальных иерархов о реформе церкви, СПб., 1906, т. 3, С. 443®.
Как свидетельствовал митрополит Антоний (Храповицкий), “уже в 1917 году он [Сергий] мечтал соединить Православную церковную жизнь с подчинением русской земли советской власти…” (“преемственность греха”, Царицын, с. 7).
[12] См. Михаил Васильевич Shkarovskii, “Русская Православная Церковь”, в Эдвард Актон, В. В. Черняев, Уильям Розенберг (ред.), Важным спутником для русской революции 1914-1921, Блумингтон и Индианаполисе: Индиана Юниверсити пресс, 1997, стр. 417; “к 80-letiu Izbrania Св. Патриарха Тихона на Sviashchennom sobore Российской Церкви 1917-18gg.” (К избранию Святейшего Патриарха Тихона на Священном Соборе Русской Церкви, 1917-18 гг.), Суздальские епархиальные ведомости, № 2, ноябрь 1997 г., с. 19.
[13] епископ Григорий (Граббе) писал: “я помню мнения тех, кто его знал и считал карьеристом, и жалобы иерархов на то, что он обещал уйти в отставку вместе с другими членами Синода в знак протеста против Львова, потом передумал и стал главой Синода” (письмо от 23 апреля / 6 мая 1992 г. Николаю Чурилову, церковные новости, апрель 2003 г., стр. 9).
[14] монах Вениамин (Гомаретели), летопись церковных событий православной церкви начала с 1917 года (Хроника церковных событий, начиная с 1917 года), www.zlatoust.ws/letopis.htm, стр. 8 ®.
[15] см. Paryaev, op.cit.
[16] Снычев, “митрополит Сергий и обновленческий раскол” (митрополит Сергий и обновленческий раскол) ®.
[17] Епископы-исповедники, Сан-Франциско, 1971, стр. 68, ®Примечание.
[18] Parayev, “истинное Православие и Sergianstvo” (истинное Православие и сергианство), Суздаль Eparkhialnie Уральские Ведомости (Суздальские епархиальные ведомости), сентябрь, 1997 http://catacomb.org.ua/modules.php?name=Pages&go=page&pid=544)
[19] И. М. Концевич, Оптина пустынь и ее время (Оптина пустыня и ее время), Джорданвилл, Нью-Йорк: пресса Свято-Троицкого монастыря, 1971, С. 546®.
[20] За Христа пострадавшие (те, кто пострадал за Христа), Москва, 1997, с. 36®.
[21] д. Поспеловский, Русская Церковь при советской власти, 1917-1982, Нью-Йорк: издательство Свято-Владимирской семинарии, 1984, т. 1, С. 186-187.
[22] Е. Л., ОП. СОЧ., п. 70.
[23] Святитель Иоанн Максимович, Русская Православная Церковь Заграницей. Краткая история, Джорданвилл, Нью-Йорк: Свято-Троицкий монастырь, 1997, стр. 28-29.
[24] Сергий Фомин, страж дома Господня (страж дома Господня), Москва, 2003, с. 262®.
[25] митрополит Мануил Лемешевский, Die Russischen Orthodoxen Bischofe von 1893-1965, Erlangen, 1989.
[26] Алла Дмитриевна “свидетель «издательство» ” (свидетель) в надежда (надежда), объем. 16, Базель-Москва, 1993, 228-230 ®.
[27] Шумило, “советский режим и советская церковь’ в 40-е-50-е годы XX века” (советский режим и «Советская церковь» в 40-50-е годы XX века), http://catacomb.org.ua/modules.php?name=Pages&go=page&pid=678 ®.
[28] М. Е. Губонин, акты Святейшего Патриарха Тихона (деяния Святейшего Патриарха Тихона), Москва, 1994, с. 809, 810 ®.
[29] М. Б. Данилушкин (ред.), История Русской Православной Церкви (История Русской Православной Церкви), Санкт-Петербург: “Воскресение”, 1997, т. I, стр. 297, 520 ®.
[30] Dunlop, “The Moscow patriarchia as an Empire-Saving Institution”, in Michael Bourdeaux, M. E. Sharp (eds.), The Politics of Religion in Russia and the New States of Eurasia, 1995, Armonk, NY, p. 29.
[31] Феликс Корби, “Патриарх и КГБ”, служба новостей Кестона, 21 сентября 2000 года.
[32] Преображенский, КГБ в русской эмиграции (The KGB in the Russian emigration), Нью-Йорк: издательство Liberty, 2006, с. 41 ®.